таких не видел. Заглянув в лодку, я не увидел там ни одной удочки и спросил Нода:

– Как же вы собираетесь ловить? Разве можно удить без удилищ?

На что он, поглаживая подбородок, ответил авторитетным тоном знатока:

– При ловле на море удилища не нужны, достаточно лески.

Раз он меня так осадил, я предпочел молчать и больше ни о чем не спрашивать.

Лодочник греб не спеша, но очень умело, и когда я оглянулся, мы уже отъехали настолько, что берег виднелся далеко-далеко. Над лесом, как стрелка, торчала пятиярусная башня храма Кохакудзи. Навстречу нам выплывал покрытый зеленью остров. Говорили, что он необитаем. Присмотревшись, я заметил, что там были только скалы да сосны. Действительно, если, кроме скал да сосен, ничего. нет, как же там жить? «Красная рубашка» сказал, что это вид, которым можно бесконечно любоваться.

– Прелестный пейзаж! – в тон ему подхватил Нода. Я не разбирался, прелестный ли там пейзаж, или нет, но на душе у меня было очень хорошо. Какая это благодать, когда на просторе моря тебя обдувает морским ветром! Только ужасно хотелось есть.

– Взгляни-ка на ту сосну, как стройна! А крона – словно зонт раскрытый, совсем как на картине Тёрнера 21, не правда ли? – обратился «Красная рубашка» к Нода.

И тот с понимающим видом сейчас же сказал:

– Совершенный Тёрнер! Таких изгибов больше нигде не увидишь! Ну в точности Тёрнер!

Я не знал, что такое «Тёрнер», но решил лучше не спрашивать и молчал.

Лодка плавно обогнула остров слева. Волн совсем не было. Даже не верилось, что это море, такая была гладь! Это благодаря «Красной рубашке» я испытывал такое удовольствие. «Хорошо бы высадиться на том острове, подняться наверх и посмотреть, что там», – подумал я и спросил:

– А может ли лодка причалить вон к тому скалистому берегу?

Но «Красная рубашка» возразил:

– Причалить-то можно, но рыбу с берега не ловят.

– Я замолчал. Потом Нода высказал никому не нужное предложение:

– Слушай-ка, профессор! – обратился он к своему приятелю. – А не назвать ли нам этот остров островом Тёрнера?

– Что ж, это недурно, – одобрил «Красная рубашка», – отныне мы так и будем его называть.

Если в это «мы» он включал и меня, то напрасно. По мне, достаточно было просто «зеленого острова».

– А на той скале посадить бы мадонну Рафаэля! Вот это получилась бы картина, а? – заявил Нода.

Но «Красная рубашка» с противным смешком заметил:

– Давай-ка не будем говорить о мадонне! Хотя, – добавил он, покосившись на меня, – тут никого нет, так что не беда! – и опять захихикал, нарочно отвернувшись в сторону.

Мне стало как-то не по себе. Мадонна или коданна 22, меня это не касается, пусть себе водружают там кого им заблагорассудится, но они говорили об этом с таким видом, что мне, мол, все равно непонятно, и наплевать, если я и слышу их разговор. Подлая игра! И этот Нода еще твердит, что он тоже эдокко! Я подумал, что мадонна – это, вероятнее всего, прозвище какой-нибудь гейши, с которой «Красная рубашка» близко знаком. Если они собираются любоваться этой хорошо знакомой гейшей, усадив ее под сосной на необитаемом острове, пусть их! Пусть Нода напишет с нее картину хоть масляными красками и потом отправит эту картину на выставку, мне-то какое дело!

– Здесь, наверное, в самый раз? – и лодочник, остановив лодку, бросил якорь. – Какая тут глубина? – спросил «Красная рубашка».

– Да метров тринадцать, – ответил лодочник.

– Тринадцать Да, таи 23 привередливая рыба! – И с этими словами «Красная рубашка» забросил леску в море. Казалось, он собирается поймать короля всех таи. Куда там герой!

– Ничего, с таким умением, как у профессора, и таи наши будут! К тому же и ветра нет, – льстиво отозвался Нода и тоже размотал и забросил леску. На конце лески почему-то болтался только кусочек свинца, вроде гирьки. А где же поплавок? Удить без поплавка – все равно что мерить температуру без градусника. Мне казалось, что это совершенно невозможно. Но тут я услышал:

– И ты тоже закинь, там есть еще леска.

– Лески сколько угодно, но поплавка-то нет, – ответил я.

– Это только дилетанты не умеют удить без поплавка. Вот смотри: этот конец лески уйдет на дно, а ты здесь, у борта лодки, придерживаешь леску указательным пальцем и чувствуешь малейшее шевеление, – как только рыба клюнет, ты сразу же узнаешь. Вот как раз! – И мой учитель, поспешно перебирая руками, стал тянуть лесу.

«Что-то поймал», – подумал я. Но он ничего не поймал, только наживка исчезла. Так ему и надо!

– Ах, какая досада! – сказал Нода, обращаясь к старшему преподавателю. – Не иначе, это была большая рыбина! Ну, уж если у тебя сорвалось, значит, нам сегодня нужно быть начеку! А хоть и сорвалась, так что ж, по крайней мере это лучше, чем сидеть, как те дураки, уставившись на поплавок, будто играя с ним в «кто первый рассмеется». – На велосипеде без тормоза не поедешь, так и тут – Нода молол явную чепуху.

«Закинуть, что ли? – подумал я. – Я ведь тоже человек, не отдано же все море на откуп одному только старшему преподавателю. Вон какая ширь! Попадется и мне хоть одна макрель». Я размахнулся и с плеском забросил леску в воду, затем подсунул под нее кончик пальца.

Вскоре я почувствовал, что леску начало дергать. Я стал соображать. Это рыба, конечно, рыба! Неживое не стало бы так дергать. Вот здорово! Поймал! Я стал с силой тянуть к себе леску, перехватывая ее руками.

– Ишь ты, никак поймал? А юноша-то, оказывается, многообещающий! – язвительно заметил Нода.

В воде уже оставалось только метра полтора лески, не больше. С лодки было видно, как небольшая полосатая рыбка металась в воде из стороны в сторону и, повинуясь движениям моей руки, всплывала наверх. Интересно! На поверхности она с плеском взметнулась и обдала мне все лицо морской водой. Наконец я схватил ее и хотел вынуть крючок, но он никак не вынимался. Рука, которой я держал рыбу, скользила; это было очень неприятно. Мне надоела вся эта канитель. Я взмахнул леской, стукнул рыбу о борт лодки, и она сразу же околела. «Красная рубашка» и Нода с изумлением смотрели на меня. Я ополоснул руки в море, потом понюхал их, они еще пахли сырой рыбой. Хватит с меня, не хочу больше дотрагиваться до рыбы, даже если бы еще что-нибудь выудил. И рыбе тоже, наверное, не хочется, чтобы до нее дотрагивались. Я смотал леску.

– Почин сделал, молодец, но это горуки 24, – опять съязвил Нода.

– Ты говоришь: «горуки», – это звучит как фамилия русского писателя, – скаламбурил «Красная рубашка».

– И верно! Точь-в-точь как фамилия русского писателя, – немедленно согласился Нода.

У «Красной рубашки» была скверная привычка: какое бы имя ему ни попалось, он сейчас