— Ромик, ты чё творишь-то? — в голосе Ильдара чувствуется страх.

А что не так? Я не понял.

— Ребят, если вы так каждую раздачу будете разборки устраивать…

— Тебе правда башку отбили? — Череп вылёвывает слова мне в лицо. Тут не надо быть психологом, чтобы понять, что он зол, очень-очень зол.

— У меня же двадцать, — пытаюсь оправдаться. — А у тебя семнадцать. Что не так-то?

— Ты охренел? Мудила! Какие двадцать? — он сжимает ладонь в кулак и заносит его для удара.

И тут до меня доходит.

— Стоп! — вкладываю в голос всю твёрдость. — У тебя колода какая? Тридцать шесть?

— Естесн, — Череп чуть отводит кулак, но не спускает его на меня.

Чёрт… В очко же по-разному играют. Если пятьдесят две карты, то «картинки» идут по десятке, а если стандартная советская колода, то там другой счёт. За короля дают четыре очка, за даму три, валеты считаются по два.

— Лошок ты, Ромик, — гогочет Череп. — Зырь, что было бы.

Он вскрывает следующую карту — туз.

— Восемнадцать бы у тебя вышло. На*бенил бы меня влёгкую. А так сиди, лошарик, без бабла.

Ильдар недовольно цокает, переглядывается с Маратом. Они о чём-то втихую переговариваются на своём родном языке. Оценивающе на меня смотрят, и я понимаю, что шанс отыграться и раздать долги упущен. Почти упущен.

— Мне нужна ещё одна партия. — Мой тон говорит за меня: я играю, других вариантов нет.

Череп недоверчиво кивает Ильдару. Тот в ответ неопределённо пожимает плечами.

— Пять сотен ты уже должен, — качок сообщает мне эту информацию так, будто раскрывает тайну загадочной улыбки Джоконды. — Попадёшь на косарь, мне же лучше будет. — Он недобро скалится.

— Чем тебе-то лучше? Тебе вообще какое дело до моих долгов? — тяну время вопросами.

Минута, мне нужно время собраться с силами, сконцентрироваться, снова поймать ощущение ближайшей победы.

— Ну так я ж тебя в лес или в водохранку не за бесплатно повезу, а за половину долга.

— А если сотню тысяч проиграю, тебе полтос заплатят за мою смерть?

— Заплатят, конечно. Я ж с тебя сначала эти бабки выбью, а потом порешаю. — Череп продолжает фантазировать на тему того, сколько в идеале я должен слить, чтобы все в итоге остались в выигрыше.

По его расчётам выходит, что меня в любом случае надо будет убить. Марат ржёт, Ильдар укоризненно качает головой.

Я их не слушаю, ныряю внутрь себя. Давай, Ромик, давай же! Карты возбуждают не хуже упругих ягодиц красотки, что ждёт меня дома с добычей. Принесу, моя хорошая, всё, что просила, добуду и принесу.

Адреналин бьет по вискам, и я уже не сомневаюсь в том, что будет дальше.

— Раздавай! — озноб пробегает по спине, губы на мгновение растягиваются в улыбке, но я тут же её прячу.

Давай, черепаха-черепок, тасуй, кидай, теперь-то я точно знаю, как с тобой надо общаться.

Владельцы киоска застыли как бутылки колы на витрине. В игру не вмешиваются, Марат, мне кажется, даже не дышит. Ставки высоки для всех нас. Мне надо отбить долг, азерам — не мешать. По лицам вижу, что идеальный вариант для них, чтобы я точно выиграл, наконец рассчитался и им не пришлось бы дальше морочиться с выбиванием своих денег.

Череп медленно тасует, раздавать не спешит. Отбиваю пальцами барабанную дробь на коробке.

— Тебе пальцы оторвать? — спрашивает беззлобно, но стучать на всякий случай перестаю. Хватит отбитой головы, пальцы мне в моей работе ещё точно пригодятся.

— Кстати, а не моя ли очередь раздавать? — вспоминаю, что в очко банкиры меняются.

— Кто ж тебе доверит? — Череп ржёт, но никто его не поддерживает.

Давай уже, докажи, что моя чуйка была сегодня права!

Туз. Прекрасно!

У Черепа шестёрка, он свои карты даже не пытается скрыть. Хмыкаю. Кидает обиженный взгляд, но как тут удержаться. Ведёт себя как туз, а на деле ты ж шестёрка, у тебя на роже это написано.

Вскрыта десятка. Второй картой мне приходит еще одна десятка. Вскрываемся. У Черепа на два очка меньше. Банк мой.

Ильдар довольно крякает и одобрительно кивает. Продолжай, мол, за меня.

К валету с восьмеркой приходит десятка. Череп перебирает до двадцати трёх. Пара десяток, у него семнадцать. Он начинает заметно нервничать.

Карт почти не касаюсь, но за те мгновения, что они у меня в руках, отчётливо понимаю, что колода краплёная.

Но моему сопернику и это не помогает. Он сливает раздачу за раздачей. Хватает с витрины бутылку пива, залпом высасывает её, будто оно может принести ему удачу.

Чуда не происходит. Он снова проигрывает.

Передо мной половина его стопки, то есть пять сотен уже есть. Долг Ильдару отбит, можно и уходить. Но я не могу.

Сейчас передо мной есть только карты. Я их вижу, чувствую, прикасаюсь, вдыхаю аромат. Ну же! Продолжаем!

Идиотом надо быть, чтобы сейчас уйти. Удача прёт мне в руки, и пока я не начну сливать, с места меня не сдвинешь.

За столом всегда везёт кому-то одному. Удача не дура, чтобы размазываться на толпу. Сегодня она — моя спутница, и я не собираюсь упускать шанс изменить и улучшить свою жизнь.

Сколько ж времени прошло? Да и фиг с ним. Мне надо ещё для себя запас заработать.

— Хватит с меня!

Череп вскакивает, дёргается, пытается выбраться из-за стола, но, поскольку ходить здесь невозможно, плюхается на ящик и снова хватает колоду.

Да на тебе ж написано было, что ты не уйдёшь отсюда, пока все не сольёшь. Давай, доставай, что там у тебя осталось.

Ближайшие две раздачи намеренно отдаю. Пусть парень порадуется, что ему тоже что-то перепало.

— Вот-вот! — резко хватает он меня за голову, притягивает к себе, упирается в лоб и замирает так на пару секунд. — С этого и надо было начинать.

Я не вырываюсь — незачем. Больше расслабленности у него — сильнее концентрация у меня.

Незаметно подмигиваю Ильдару — не пугайся, мол, это был запланированный акт иезуитского милосердия. Всё обязательно вернётся на «базу».

Ещё полчаса, и у Черепа остается последний полтинник. Он глупо смотрит на него, потирает пальцами и прикладывает к глазам. Матерится, как сапожник, но делает ставку.

Игру прерывает громкий стук в дверь. Стучат