Шрифт:
Закладка:
Анна Анисимовна, молча покосилась на бригадира и, сжав губы, снова склонилась над грядкой. Бригадир кашлянул, поскреб пятерней затылок.
— Зря ты на меня, Анна, осердилась. Сама удостоверилась, председатель дележ этот затеял. И на заседанье правленья, слышала ведь, вызвать меня грозился. Кажись, придется мне уходить с бригадирства.
Не добившись ответа, Федор Семенович вздохнул удрученно, потоптался около плетня. Потом сел на Буяна и поехал по дороге, тянущейся через мост, в Марьяновку.
Анна Анисимовна поставила между грядками лейку, В которой давно уже кончилась вода, прислонилась к плетню, сложив на груди побуревшие руки с набухшими жилками. Так она стояла долго. Очнулась, повернулась круто, когда близко знакомо зафырчало. На пригорок снова стремительно поднялась председательская «Волга», но на этот раз она подкатила к школьным воротам.
Анастасия Макарова вышла из машины неторопливо. Сама закрыла дверцу. И уже глядела не на «Волгу», а на охапку прижатых к груди белоснежных черемуховых цветов. Соловаров тоже вышел из машины и шагнул за учительницей к воротам, положил руку на металлическую щеколду. Макарова встала в проеме, выставив охапку черемухи, с улыбкой помотала головой. Соловаров постоял, покрутился у ворот, потом быстро сел в машину, и «Волга» помчалась в сторону станции.
Анастасия Макарова бросила взгляд в огород. Заметив за плетнем Анну Анисимовну, поспешно отвернулась и толкнула плечом ворота. «Не глядишь, совестно стало? — с ненавистью проводила ее взглядом Герасимова. — Это ты, чужачка, уговорила председателя отымать у меня огород, ты! До тебя я жила спокойно, никто излишками не попрекал. Из-за тебя, вертихвостки, переживаю теперича и расстраиваюсь. Но не радуйся, ты меня ишо попомнишь!..»
Анна Анисимовна с такой яростью вцепилась взглядом в школьные окна, до хруста сжав пальцами витые, ссохшиеся ивы в плетне, что, появись в это время Настя Макарова, одним ударом сшибла бы ее с ног и затаскала за волосы по пригорку на виду у всей деревни.
«Погоди-ка, Анна, — рассудила потом, поостыв. — Може, попробовать уговорить ее, чтобы сама отказалась от огорода? С председателем она шибко развеселилася, черемухи сколькуще нарвала и притащила. Не иначе, любовные дела затеваются. Уговорю! Пущай, скажу, школе вспашут землицу рядышком, с той стороны. Ей-то все одно, на каком месте будет огород, а ребятишкам и подавно».
Вечером, подоив корову, Анна Анисимовна долго не выходила из хлева. Все ждала, сидя на скамеечке рядом с наполненным парным молоком ведром, когда загремит щеколда на воротах и появится Настя. Во дворе стало сумрачно, по углам расползалась темнота, скрывая предметы и замазывая светящиеся щели, а учительница не показывалась. Только неразборчивые голоса и собачий лай смутно доносились от Марьяновки.
Потеряв терпение, Анна Анисимовна наполнила молоком белый эмалированный бидончик с цветочками и сама пошла в школу. Пройдя в ворота, с любопытством осмотрелась. На поросшем травой дворе возвышалась на длинных журавлиных ногах черная классная доска. С нее забыли стереть арифметическую задачу, и выведенные мелом крупные ровные буквы даже в сумерках издали лезли в глаза.
Анна Анисимовна остановилась у доски и начала читать медленно, по слогам, вопросы, от которых неожиданно повеяло на нее далеким, почти забытым детством: «Скорость поезда 40 километров в час. Он делает в пути три остановки на 5, 10 и 15 минут. Через какое время поезд придет в город, расстояние до которого 320 километров?»
— Ишь ты, — проговорила Анна Анисимовна вслух, — полезному ребятишек учат. Обязаны знать они про поезда, коли у станции живем…
Задумалась, стала подсчитывать в уме, шевеля губами, как она делала на станционном рынке, продавая огурцы и картошку. И заулыбалась, словно первоклассница, когда высчитала. Довольная собой, поднялась по крылечку в сени. Здесь было просторно, от светлых тесин веяло еще не улетучившимся смолистым запахом. Анна Анисимовна несколько раз постучала в обитую дерматином дверь, каждый раз прикладывая к ней ухо. Никто не отозвался. Сердясь на себя за церемонность, она резко дернула дверь за медную ручку. В нешироком коридоре, куда уже заползли сумерки, было не подметено. Шла по нему, замедлив шаг, заглядывая в пустые классы.
В конце коридора заскрипела дощатая дверь, на пол легла полоса электрического света, и выглянула Настя с полотенцем на плече. Она, видимо, умывалась: лицо было влажное, в волосах, закрученных в жгут на макушке, блестками застряла вода.
Увидев Анну Анисимовну, Настя подалась назад, заслонила спиной приоткрытую дверь. Смотрела молча, отчужденно, будто не соседка была перед ней, а случайно забредшая незнакомая женщина. А та вроде и не заметила Настиного замешательства, проговорила с улыбкой, приветливо:
— А я стояла чичас у вас во дворе, задачку решала. Это которая про поезд, на доске осталась. Решила, хоть уж и стара. Зайти-то к тебе можно?
Настя все еще молча, неохотно отступила в сторону.
Попав в комнату, Анна Анисимовна опять с любопытством осмотрелась. Перво-наперво приметила, что окошко комнаты глядит на ее избу. Неторопливо окинула взглядом вытянувшиеся вдоль обеих стен раскладушки, квадратный старый стол, прижавшийся к подоконнику, на котором лежали кипы книг и тетрадей, духи в коробке с алой кисточкой, стеклянный графин с черемуховыми ветками. Анна Анисимовна потянула носом, стараясь уловить сквозь заполнивший комнату терпкий аромат черемухи сигаретный запах. Не уловила. И пепельницы с окурками не увидела. Успела рассмотреть будильник между книжными стопками и пластмассовый репродуктор, висевший на стене над столом. «Неважно живут учительши, — сделала заключение. — Хоть бы стол-то порядочный поставили, а то уж ножки разошлись, упадет скоро».
Настя стояла у двери, прижавшись к косяку, хмурила подчерненные, вразлет, брови.
— Молочка я тебе свеженького, парного принесла, — сказала Анна Анисимовна, обернувшись к ней. — Куда поставить?
Не дожидаясь ответа, поставила бидончик на стол, рядом с графином. Потом села на табуретку, неторопливо развязала платок.
— Ты чё молчишь-то? — спросила Настю. — Обижаешься, что тогда, в огороде, тебя отругала? Дак ить я от расстройства… Вот тебя, к примеру, зачнут из школы гнать, тоже небось рассердишься?
Настя опять не ответила. Анну Анисимовну это не смутило. Посидев еще с минуту, она перешла к вопросу, особенно волновавшему ее.
— Посоветоваться с тобой надобно, доченька. Огород у меня отымают, сама ты видела, сёдня из Гарей председатель приезжал. Грозился вовсе лишить меня землицы. А как без нее жить-то буду? И картошку уж я посадила, и огурчики. Председатель-то чё тебе сказал, когда вместе на легковушке катались?
— Говорил, что оставят вам десять соток, — подала наконец голос Настя.
— Думаешь, много это? — сразу забеспокоилась Анна Анисимовна. — Чё я на эдакой крохе ростить-то буду?
— Ничего я не думаю, — сказала Настя безразличным тоном. — У меня своя жизнь, у
