колонизации. Иными характеристиками отличались и государственные западные границы с Польшей и Литвой, которые были демаркированы, согласованы и закреплены в письменных договорах и фактических пограничных пактах с кочевниками на юге и востоке, где было "мало общих ссылок и четких дефиниций".

Прорыв на юг стал возможен благодаря завоеванию Иваном IV Казанского ханства в 1555 году. Русские военные слуги колонизировали город и прилегающие земли. Привлеченные богатыми землями и промыслами на обоих берегах Волги, служилые люди и бояре со своими крестьянами продвигались на юг под защитой построенных правительством крепостей и стен. В Астрахани колонизация шла медленнее из-за подверженности набегам кочевников. На западе продвижение через степь к устью Днепра было более длительным процессом, который не был завершен до правления Екатерины Великой в конце XVIII века. Трехстороннее соперничество осложнялось наличием в степи мощных кочевых федераций: сначала ногайцев, а в 1630-х годах - еще более грозных калмыков. Москвичи использовали различные тактики управления ногайцами, но ни одна из них не была особенно успешной. Они предлагали платежи и подарки, манипулировали группировками внутри Орды, требовали заложников и присяги на верность, играли роль посредников между ногайцами и более воинственными калмыками. Но вплоть до XVII века русское правительство не хотело брать на себя ответственность за защиту Ногайской Орды от других кочевников, мигрировавших с востока. Сами ногайцы были проницательными степными политиками, принимали подарки и от поляков, и от русских, вступали в союз то с одним, то с другим соседом - Московией, Речью Посполитой и крымскими татарами. Но они все чаще оказывались не в состоянии защитить себя от превосходящей силы своих врагов на западе или от нападений калмыцких всадников на востоке. Нажатые со всех сторон, они испытали судьбу многих степных народов. В 1630-х годах конфедерация племен распалась. Остатки ушли на запад в Буджак (Бессарабию) вдоль османо-польской границы. Их место в понтийской степи заняли калмыки, русские были вынуждены вести дела на аналогичной основе в течение последующих полутора столетий.

На новом месте ногайцы продолжали оставаться неспокойным элементом на границе. Обращенные в ислам, они, как и их соседи-татары и союзники в Крыму, поддерживали пограничную традицию постоянных набегов на христианские земли. Они игнорировали положения Карловицкого договора, впервые установившего постоянную границу между Османской империей и христианскими державами. Они восстали против османского суверенитета и в 1702 году заключили союз с крымскими татарами, чтобы отменить договоры и сохранить традиции гази. Султан отрекся от мятежников и заставил их подчиниться. Но границу было не так легко укротить. В Стамбуле военные и религиозные сторонники старой пограничной традиции свергли султана, обвинив его в предательстве веры и государства. Этот инцидент еще раз иллюстрирует, что борьба за пограничные территории не всегда могла быть решена путем навязывания имперскими державами своей воли коренному населению.

В понтийской степи, как и на других российских рубежах, колонизация была как государственной, так и стихийной. Самый иннициативный шаг правительства был сделан в 1752 году, когда императрица Елизавета одобрила идею сербского капитана на русской службе о создании военных колоний на польско-русской границе. По образцу габсбургской военной границы территории Новой Сербии и Славаново-Сербии были заселены сербскими колонистами, которые пользовались особыми привилегиями на российской службе. Позднее Петербург также принял болгар и валахов, покинувших Османскую империю. Занимая пространство между гетманатом, запорожцами и донскими казаками, колонисты эффективно разделяли три раздробленных государства. В отношениях с крымскими татарами они быстро приняли на себя роль пограничного народа; в мирное время они занимались торговлей, а в военное время служили авангардом русской армии.

Колонизация Днепровско-Днестровской степи проходила менее планомерно и более стихийно. Колонисты, прибывавшие из Польши и гетманата, селились в созданных сербами селах, а не на отдельных участках, выделенных для них. Как только запорожские казаки после возвращения на российскую территорию начали трехстороннюю колонизацию Азова и юго-востока по притокам Днепра, а также востока Слободской Украины, что создало проблемы с соседями. В течение оставшейся части XVIII века колонизация шла неравномерно, по мере того как Россия расширяла свой контроль над всем понтийским пограничьем. Например, в Буго-Днестровском регионе колонисты игнорировали самые смелые планы губернатора и селились там, где им вздумается, много кочуя с места на место.

Систематическая колонизация Понтийской степи быстро развивалась при Екатерине II, под энергичным руководством двух ее фаворитов, Григория Орлова и князя Григория Потемкина, и вдохновлялась верой просветителей в активную демографическую политику. Екатерина стала первой русской правительницей, которая планировала использовать колонизацию не просто для захвата земель, а для создания образцовых общин в духе Просвещения. Приравнивая власть и богатство к территориальной экспансии и росту населения, она ввозила иностранцев, чтобы на примере обучить русского крестьянина достоинствам социальной самодисциплины и современным агротехническим приемам. Таким образом, планы колонизации были объединены с административными и социальными реформами. Большое количество иностранцев, соблазненных свободной землей и привилегиями, селилось по Волге и в Новой России вдоль южной границы между Бугом и Днестром. Русские дворяне получили большие поместья, а крестьянам была обещана личная свобода; беглым крепостным была предложена амнистия. Когда в 1783 году был присоединен Крым, помещики и оффицианты устремились туда, поскольку большинство мусульманского татарского населения ушло в Османскую империю. Потемкин вновь привлек множество колонистов, в основном государственных крестьян, бывших солдат и старообрядцев.

Почти полмиллиона человек переселились в степь в царствование Екатерины в ходе все более высокоорганизованной кампании по заселению "пустующих земель", основанной на понятии "пользы", то есть полезности для государства и колонистов. Стремясь к быстрому закреплению новых территорий, Екатерина проводила политику, создававшую новую социальную структуру землевладельческого крестьянства, которое в корне отличались от центральных провинций. Колонизация привела к экологической трансформации степи. Возделывание богатого чернозема распахало девственные луга, которые служили опорой для великих кочевников. Это означало большую социальную стабильность. В долгосрочной перспективе эти социальные характеристики укрепили региональную самобытность, которая способствовала росту украинского сепаратизма в ХХ веке. В краткосрочной перспективе колонизация продолжала оставаться неупорядоченным и запутанным процессом, несмотря на все усилия правительственной бюрократии контролировать и направлять движение народов в степь.

На начальном этапе русско-османской войны 1806-1812 годов незаконные поселенцы в больших количествах стали проникать на земли между Днестром и Прутом еще до того, как русская армия вытеснила османов. После присоединения Бессарабии в 1815 году российское правительство столкнулось со знакомой дилеммой и решило ее привычным способом. Они препятствовали, но не блокировали миграцию. Около 9 000 румын переселились в провинцию, компенсируя огромное количество местных крестьян, которые уходили в другую сторону, спасаясь от тяжелых поборов бояр-помещиков. Тем временем еще большее число болгар пересекало границу, ища убежища от османского владычества при