назад, глядя на коридор, в котором его поджидала славная битва и не менее славная смерть. Несколько секунд он слушал свой внутренний голос, призывавший его вступить в бой и погибнуть. Для некоторых людей такой голос — самый сладчайший из всех ими слышимых. И я думаю, не будь всех предыдущих событий, он бы несомненно ринулся в драку. Но было несколько нюансов, Герман был в замке мастера, когда его захватил Валуа, и после неравного боя был пленен и сильно избит, его несколько дней морили голодом, надев кандалы, что выпили всю магию. Он был сильно истощен и до сих пор не восстановился, был ранен и явно хромал на правую ногу при беге. И краткий отдых в таверне, что мы получили хоть и помог, но не был спасением, а затем он прошел через пытки. Так что боец из него сейчас был никакой. И взвесив все за и против, видно инстинкт самосохранения все-таки взял верх над природной озлобленностью помноженной на сословные предрассудки, и он попятился, сморщившись, первым нырнул в дыру из под сортира.

— Полночь, скинь меч потом вниз и захлопни крышку. — Попросил я свою спутницу и нырнул в выгребную яму вниз, за ним.

В ушах у меня зашумел ветер когда я спускался, Герман уже барахтался среди волн, борясь за свою жизнью с течением. Спрыгнув, я нырнул, и мир помутнел. Вода оказалась такой холодной, что, когда у меня прихватило истерзанную спину, я чуть не наглотался ее. Но вот я вынырнул, рывком смахнул с лица похожие на плети мокрые пряди волос и жадно втянул полные легкие воздуха.

Берег был слишком высок, а течение — быстрым, и мы отдались ему, плывя вдоль суши. Вокруг брызги, острые камни и мутные продирающие леденящим холодом до костей волны. Я барахтался, сдерживая боль от ран, плыл как мог сквозь могильный холод.

Течение несло нас, и замок, что виднелся мрачной грудой быстро удалялся. Но вот наконец мы добрались до утесов над рекой противоположного берега, и, спотыкаясь о коряги и острые камни, дрожа, словно осиновые листья на ветру, выползли обессиленные и скорчились на берегу реки. Герман поднял на меня взгляд серых глаз: мы промокли до костей, губы от холода уже синели. Но в этих глазах не было страха, там была мрачная улыбка. А главное мы выбрались из западни и оба были живы.

Я посмотрел назад, на темные и голодные воды, что молча в своем безразличии бежали прочь мимо нас. Нас отнесло на несколько миль, и я не сомневался, что за нами вышлют погоню, как только поймут, как именно мы сбежали. Но сейчас главное это согреться, потому что холод убьет нас раньше, чем люди герцога.

В лунном свете мы отыскали расселину в склоне из песчаника, словно шторой закрытую свисающими, длинными корнями, за которой обнаружилась узкая пещерка, главное, она была скрыта от глаз и внутри было сухо. На полу валялись старые обглоданные кости. Мы нашли заброшенное волчье логово. Я кинул взгляд на Германа, он скрючился и дрожал с ног до головы, обхватив себя руками и засунув руки подмышки, пытаясь согреться. И я понял, что идти набирать хворост мне придется одному. Так что сказав, что сейчас вернусь, я поломился сквозь подлесок, принявшись искать, что-нибудь сухое, что могло сойти бы за топливо и срывая на ходу сухие ветки.

Набрав приличную охапку хвороста, я со всех своих онемевших ног бросился назад к нашей пещере. Привычное заклинание огня без каркаса, лишь бы пламя занялось, и мы скучились возле небольшого костра, пытаясь согреться.

Глава 6

Все оставляет след. Каждый несправедливое деяние словно удар топора, перерубая ветвь эхом разносится по лесу нашей жизни. Каждая утрата — поваленное дерево. Для человечества характерны надежда и смелость. Даже когда жизнь ранит нас, мы продолжаем двигаться вперед. Мы идем сквозь мрак — навстречу солнцу — и не желаем останавливаться.

И там, сидя в той холодной пещере я осознал — мне предстоит поработать топором, вырубить еще одну полянку. Да простит меня Наммир, не зря его называют Всевидящим, я не хотел этого, я бежал от этого через пол континента. Но не зря же меня боги привели в дом именно к тем самым ублюдкам, что напали на тот бродячий цирк, убивали женщин. Простых мирных людей, что зарабатывали себе на корку хлеба тем, что развлекали народ на площадях за жалкие гроши. И теперь, эти же самые нелюди, коварством и ложью, угрожали арбалетами, нашим хрупким девушкам, кто искал помощи и защиты, просто пытался спрятаться от бандитов. Подспудное чувство несправедливости зрело во мне, набухало, словно гротескный цветок.

Они хотят убийцу, они его получат, ведь темное прошлое сродни вампиру, который питается свежей кровью настоящего. Как бы ты его не убивал, он всегда восстает снова. И сидя там у костра, пока я дрожал от холода пытаясь согреться, мой внутренний вампир, которого я так старался убить, снова восстал и расправил плечи.

— И что теперь, — дрожа и отбивая зубами дробь спросил Герман. — Что будем делать? Нельзя же их так оставлять.

— Ты ничего, а вот я вернусь обратно.

Он злобно глянул на меня, при свете костра глаза его влажно сверкнули колючим светом холодных звезд висящих россыпью над нами. В сером зеркале его глаз я увидел свое отражение, и оно мне не понравилось.

— Чтоб тебе пусто было Дарий, из-за тебя я влез в сортир, если кто узнает, будут смеяться до конца жизни, а теперь ты оставляешь меня на берегу, а сам пойдешь развлекаться? Хрен тебе. Зачем вообще было сбегать⁈ Мы два мага, еще посмотрим кто кого бы там убил.

— Нам надо было унести целыми свои задницы, а затем посмотреть на их реакцию, что и как они будут реагировать на наш побег. К тому же, я туда не развлекаться пойду Герман, я пойду убивать. Я ни капли не сомневаюсь в твоей храбрости, как и в желании пойти туда. Я не знаю, чем ты раньше занимался, но это Герман другое. Ты хочешь пойти туда чтобы сражаться, а я пойду убивать — это принципиальная разница. У меня есть опыт, я уже делал такое и не раз, тем более, там только один человек представляет опасность, убью его, а остальные мало что смогут сделать.

— Барон Калман де Шерон, — сказал он мрачно, я лишь кивнул ему, подтверждая.

— Да, он самый, остальные это просто ряженые бандиты, тем более, как оказалось, у меня есть личные счеты к некоторым личностям.

— Ты уже встречался с ними?

— Прошлым летом, с Саваром младшим.

— С кем?

Я глянул на него, и тут до меня дошло, его уже забрали, когда прибыл герцог Савар с сыном.

— А, тебя ж уже не было, там в общем прибыл еще один герцог, его сосед, я прошлым летом, когда ехал в замок к мастеру попал в засаду. И командовал разбойниками его сынок, который сейчас пьет в замке. Как только они вошли я сразу все понял. Но было уже поздно.

— Это ничего не меняет, я пойду с тобой, теперь у меня тоже есть к ним счеты. — Повторил он упрямо.

— Послушай Герман, смотри на вещи реально, сейчас ты просто физически не сможешь нормально сражаться, ты ранен и истощен. К тому же ты сильно хромаешь и даже бегать не можешь нормально, и если ты еще не понял, то от тебя в заварушке толку будет, как от яиц — евнуху. Сейчас ты мне будешь только мешать. Мне просто нужно убить лишь придворного мага, а потом я им устрою такую вечеринку, что те кто выживут, запомнят ее навсегда.

Тут меня пробрал озноб, волной холодный поцелуев от которых я покрылся мурашками, ознаменовав возвращение Полночи. Он и сам прекрасно все понимал, но он был лидер, привычный быть всегда первым, а тут его оставляют на скамейке запасных. Но я не пытался его оскорбить или унизить, я говорил открыто, ничего не утаивая, и мои слова звенели в уголках его разума, отяжеленные правдой. Он с минуту молчал, сверкая своими глазами ледышками, борясь с внутренним голосом разума.

— Ну, хорошо, — наконец сдался он, — и что теперь? Как ты собираешься попасть обратно? Подойти и постучать к ним в дверь?

— Фаерболом. — Тут же дополнил я его, протянув ладони к огню.

Герман коротко и мрачно хохотнул. Это был единственный доступный ему вид смеха.

— А если серьезно, то так же, как мы покинули замок.

— Думаешь, они еще не нашли