Шрифт:
Закладка:
— Полночь, забери книгу и уходим, — сказал я спешно натягивая штаны и сапоги.
Я схватил со стола длинный кинжал, больше похожий на свинорез. Единственное оружие, какое было в комнате, там было полно всяких увеселительных инструментов: все возможные щипцы, молотки, пила и плеть с металлическими кончиками. А вот оружия не было вовсе. Полночь забрала трактат и струйкой вытекла под дверь проверяя на наличие стражи, да только за дверью стражи не было. Лишь пара дуболомов стояла снаружи у входа в коридор, лениво переговариваясь и сетуя, что именно им досталась такая честь, когда все остальные празднуют.
Из соседней двери послышался вскрик полный боли и полилась отборная брань. Не узнать голос Германа я не мог, похоже он тоже развлекается. Я притаился возле двери Полночь скользнула в щель под ней, спустя секунду появилась обратно, ознаменовав свое возращение шелковым поцелуем холодного ветра.
–…Там двое, один у входа, второй в паре шагов от двери слева, пытает Германа…
Кивнув ей, я перехватил по удобнее кинжал и слегка постучал. Дверь была не закрыта, но мордоворот, что стоял у входа сердито распахнул дверь и высунул свою кривую рожу в дверной проем, но тут же замер, получив свинорез в подбородок, так, что кончик лезвия пробил его череп и показался из макушки.
— Хорас, кто там? Передай, что мы еще не закончили. Еще пару часов и он как миленький все расскажет. — Даже не оборачиваясь сказал через плечо заплечных дел мастер, что стоял рядом с окровавленной тушкой Германа, висящей в таких же кандалах и на таком же мясном крюке.
Зато Герман поднял избитое и окровавленное лицо, увидел меня с кинжалом в проходе, стоящим рядом с заваливающемся трупом его мучителя и расплылся в окровавленной улыбке. Эту улыбку увидел палач, обернувшись, с удивлением уставился на меня. Первый еще не успел упасть, а я не дожидаясь пока второй сообразит и начнет орать и звать на помощь прыгнул к нему, покрывая эти пару шагов одним прыжком, вонзив в него свинорез. Я был избит и руки у меня были все еще онемевшие, так что удар вышел далеко не изящный, я метил в грудь но он инстинктивно попытался отклониться, и кинжал вошел в живот. Вспоров ему брюхо, как бритва — шелк. Глухо охнув здоровяк схватился за распоротое брюхо, он рухнул навзничь; хватаясь руками за страшную рану из которой вывалились кишки. Он был уже покойник, но он все еще мог закричать и поднять тревогу, что мне было совершенно не нужно, так что пришлось добить его, перерезав горло. А потом снял Германа с крюка и освободил его от кандалов, кинув ему одежду.
— Ты еще более скрытный, чем пердеж в часовне, — сказал он морщась от боли, и натягивая рубашку на окровавленное тело дрожащими руками. — Нужно предупредить остальных.
— Поздно предупреждать, остальные в похожей ситуации. За что тебя так?
— Посмел отказать этому надменному ублюдку Арону. Как ты смог выбраться? — он поднял на меня вопросительный взгляд серых глаз, в которых все еще плескалась боль.
— Убил своего палача, как же еще, ты можешь идти? Нам нужно уходить.
— Нужно помочь остальным.
— Ты себя в зеркало видел? Ты сейчас выглядишь как дважды растоптанная куча дерьма. — Сказал я хрустнув пальцами, собираясь наложить на него базовое плетения исцеления, — В таком состоянии ты себе не сможешь помочь.
— Но как же остальные?
— Поможем обязательно, но чуть позже, а сейчас нам нужно уходить.
— Постой, давай я тебе тоже исцеление наложу, — сказал Герман поднявшись, — тебе тоже не помешает.
Подумав, согласно кивнул и повернулся к нему спиной, пока он негнущимися пальцами сплетал конструкцию плетения. Герман пробормотал слова заклинания и по истерзанной спине у меня разлился целительный холодок, немного снимая боль. Полностью раны это не закроет, но так несравненно легче. Схватив со стола моток веревки, и подумав, забежал назад в мою комнату, взяв там такой же.
Пока я бегал за веревкой, Герман прихватил короткий клинок, что был у первого мордоворота в его камере, и вместе мы, оставляя кроваво-красные следы, выскользнули из камеры. Мы бежали пригнувшись, соблюдая все возможную осторожность, следуя за пятном из мрака, что скользило впереди в нескольких ярдах. За поворотом, сразу натолкнулись на молодого стражника, что видно шел с поручением в нашу сторону. Но его сразу зарубил Герман, хекнув, и вложив в этот косой удар с плеча, всю свою концентрированную ненависть и пережитые страдания, чуть не разрубив надвое невезучего парня. У него же и забрали оружие, какой-никакой, а меч, и понеслись дальше, по лестнице — наверх, к двери за которой нас ждали два стражника преграждающие путь к свободе.
Мы налетели на них как два матерых волка, на пару плешивых собак из подворотни, что привычны только брехать из-за угла и храбрые только когда их раз в двадцать больше. Они, по-моему, даже понять ничего не успели.
В полумраке подземелья его серые глаза горели, в них вспыхнула кровожадная ярость и они мерцали словно отблески пламени на раздутом капюшоны кобры, отливая серебряным светом, он явно был настроен устроить резню. И я его прекрасно понимал, я испытывал схожие чувства и с огромным удовольствием к нему присоединился бы, но не сейчас.
Пока не время.
Мы выскользнули из подвалов замка Валькастр, и побежали вдоль стены держась в мягком, обволакивающим нас словно бархатом сумраке к помещениям для слуг. А сверху светила луна — глаз богини, наша одинокая сестра, мать, которая усмиряет гнев отца, отфильтровывает боль и жар солнца, и возвращает своим детям его чистый, ясный свет. Она милостиво взирала на маленьких глупцов и заливала нас благословенными лучами, отраженными каменным зеркалом в небесах. В самом замке пир был в самом разгаре, герцоги праздновали победу, что хитростью и коварством вырвали у раненых и изможденных подростков. Что в наивности своей надеялись найти защиту и укрытие в их доме, полагаясь на громкий титул и лживые обещания высоких господ.
Замок был обнесен высокой и массивной крепостной стеной, и перелезать через нее была так себе затея. Он был сложен из массивных каменных блоков и жилой частью донжона стоял на гранитном утесе. Что словно ров служил ему естественной защитой. Пробегая по внутреннему двору мы пронеслись мимо нагруженной бельевой веревки, на ходу похватав одежды. Все-таки мы были на севере, и еще стояла весна, а по ночам веет холодом словно из пустой могилы.
Мы пробежали кухню пропустив взмыленных слуг с подносами когда одинокой свирелью запел рожок, а следом ему вторили замковые колокола: они вовсе не созывали на ужин и не возвещали о рассвете, они истошно били тревогу, и этот звон эхом отскакивая от толстых каменных стен разносился по свей округе. Я поднял голову к потолку вслушиваясь, и выругался.
Слишком рано, мы были заперты словно крысы в крысоловке. Да, нам пара стражников ничего не сделает, но проблема в том, что где пара, там еще пара десятков с арбалетами. Мы неслись по коридору к восточной стене, когда я увидел наш вариант. Все замки были построены по схожему принципу, этот принцип сводился к одной, естественной потребности — это сортир. Они торчали словно грыжи на гладкой, полированной ветрами замковой стене, сливая отходы в бурные воды реки, что текла под ним.
— Быстро они, видно кто-то зашел в казематы, и теперь весь замок знает о побеге.
— На призыв сюда сбежится весь гарнизон.
— Стой Герман, тут спустимся. Дальше идти опасно.
Он глянул на дырку, где растекалась лужей чья-то моча. И все поняв, перевел взгляд на меня, посмотрев как на умалишённого.
— Дерьмовый план, в буквальном смысле!
В замке слышались топот сапог и злые голоса, слышались призывы: чтобы нас нашли, непременно нашли! Приближалась первая волна солдат — разгоряченные алкоголем ряженные в цвета герцога бандиты с острыми мечами и арбалетами.
— Другого нет, и не добежим мы до жилых помещений, — сказал я откидывая деревяшку, что служила крышкой толчка.
Обмотав меч одной из краденных тряпок, я привязал посередине веревку закрепив меч как упор и скинул второй конец вниз, глянув на Германа. Снизу несла свои мутные воды Валкастра, но прыгать отсюда было рискованно, слишком высоко. Он оглянулся
