Колоннада вывела меня в залу – огромную, почти бесконечную; стены и потолок лишь смутно виднелись в недвижных тенях. В центре залы, вымощенной титаническими плитами, виднелся круглый провал, над которым словно бы парил фонтан пламени, что взмывал ввысь единым, длинным, медленно вытягивающимся языком. Пламя это было единственным источником света – и от него же изливалась безумная, неземная музыка. Даже сейчас, когда я нарочно заткнул уши, пронзительная, звездная нежность этой мелодии брала за душу; я испытывал неотразимое, чувственное влечение и головокружительный, неземной восторг.

Я тотчас понял, что место это – святилище, а существа из разных измерений, что явились сюда вместе со мной, – паломники, пилигримы. Были их десятки – а возможно, и сотни, – однако же все они терялись в космической безбрежности залы. Они толпились вокруг пламени, всякий на свой лад выражая благоговение: кто склонял свою необычную голову, кто совершал загадочные жесты преклонения нечеловеческими конечностями. И среди пения фонтана слышались голоса некоторых из них, низкие, точно гром больших барабанов.

Завороженный, я выступил вперед и присоединился к ним. Зачарованный музыкой и зрелищем устремленного ввысь пламени, я обращал так же мало внимания на своих нездешних спутников, как и они на меня.

Фонтан пламени рос и рос, покуда свет его не озарил конечности и лики колоссальных статуй, восседающих на троне позади него, – не то героев, не то богов, не то демонов из древних эпох этого инопланетного времени, что глядели из камня сквозь мрак непроницаемой тайны. Пламя сделалось ярчайше-белым, чистым, как ядро звезды; оно ослепило меня, а когда я отвернулся, перед глазами воспарили вуали замысловатых цветов, молниеносно меняющиеся арабески, чьих бесчисленных, необычайных красок и узоров вовеки не видывало человеческое око. Воодушевляющая теплота до мозга костей переполнила меня более насыщенной жизнью.

Музыка крепла вместе с пламенем – теперь я понимал, почему она звучит то громче, то тише. Я смотрел и слушал, и вдруг безумная мысль зародилась в моем мозгу – мысль о том, как же прекрасно и сладостно было бы броситься вперед, ринуться вниз головой туда, в поющее пламя. Казалось, музыка твердила о том, что в этот миг уничтожающей вспышки я обрету всю радость и торжество, все величие и восторг, которые она сулила мне издали. Музыка манила; музыка молила переливами нездешней мелодии; и, невзирая на заткнутые уши, соблазн был почти неодолим.

Однако же ей не удалось лишить меня остатков рассудка. Я вдруг вздрогнул от ужаса, очнулся и попятился, в точности как человек, что испытывает искушение броситься в пропасть. Тут я увидел, что иные из моих спутников остались не чужды тому же смертоносному порыву. Двое существ с алыми крыльями, которых я уже упоминал, стояли вместе чуть поодаль от нас, остальных. И внезапно, шумно захлопав крыльями, они взмыли в воздух и понеслись в пламя, точно мотыльки на свечу. На краткий миг пламя вспыхнуло алым в их полупрозрачных перепонках, потом коротко полыхнуло – и оба исчезли, а пламя осталось пылать, как и прежде.

И тут, одно за другим, и прочие существа, представители самых разных ветвей эволюции, принялись бросаться вперед и исчезать в пламени. Были там существа с полупрозрачными телами и иные, что переливались всеми оттенками опала; и крылатые колоссы, и титаны, шагавшие стремительно, словно в семимильных сапогах; и одно существо с куцыми, бесполезными крылышками, которое скорее ползло, чем бежало, – все, все устремились навстречу той же преславной погибели. Но никого из обитателей города среди них не было: те лишь стояли и наблюдали, бесстрастные, подобные статуям.

Я увидел, что столп пламени достиг теперь максимальной высоты и начал сокращаться. Он опадал медленно, но верно и вскоре сделался вполовину ниже прежнего. В это время новых актов самопожертвования более не происходило; и иные из стоявших рядом со мной существ резко развернулись и ушли, как бы преодолев смертоносные чары. Одно из высоких существ в доспехах, уходя, обратилось ко мне с речами, подобными трубному гласу, в которых отчетливо слышалось предостережение. Могучим усилием воли, снедаемый раздирающими меня эмоциями, я последовал за ним. На каждом шагу бредовое безумие музыки боролось с моим инстинктом самосохранения. Не раз пытался я повернуть назад. Мое возвращение домой осталось в памяти смутным и неверным, точно блуждания человека в опиумном трансе; а музыка пела у меня за спиной и твердила о том восторге, которого я лишился, о пламенной кончине, чей краткий миг прекраснее, нежели века смертного бытия.

9 августа. Я попытался было сесть за новый рассказ, но так ничего и не написал. Все, что я способен вообразить или облечь в слова, – все кажется таким плоским и ребяческим по сравнению с миром непостижимых тайн, который мне открылся! Искушение вернуться туда преследует меня неотступно, зов этой музыки, что запала мне в душу, милее голоса возлюбленной. Меня постоянно терзают вопросы без ответа, травит душу то, как мало я постиг и понял. Что это за силы такие, чье существование и действие я едва осознал? Кто обитатели этого города? Кто те существа, что приходят к священному огню? Что за слухи, что за легенды призывают их из чуждых царств, с дальних планет сюда, навстречу неописуемой опасности и уничтожению? И что такое сам этот фонтан пламени, в чем секрет его влекущего, смертоносного пения? Размышлять над этим можно бесконечно, но ответов нет и не будет.

Я планирую вернуться туда еще раз – но не в одиночку. Со мной должен быть кто-то еще – свидетель этого чуда и этой опасности. Все это чересчур необычно, на слово мне не поверят, – нет, нужно, чтобы кто-то подтвердил все, что я видел, испытал и предположил. Кроме того, другой человек, возможно, что-то поймет там, где я могу лишь теряться в догадках.

Кого же мне взять? Необходимо пригласить сюда кого-то из внешнего мира – человека высокой интеллектуальной и эстетической одаренности. Быть может, позвать Филипа Хастейна, коллегу-фантаста? Да нет, боюсь, Хастейн слишком занят. Но есть же этот художник из Калифорнии, Феликс Эббонли, который иллюстрировал мои фантастические романы. Эббонли из тех, кто способен увидеть и оценить новое измерение, если только у него получится приехать. Да, с его любовью ко всему странному и неземному эта равнина, этот город, эти вавилонские здания и колоннады, этот храм пламени – все это его просто покорит. Надо немедленно написать на его адрес в Сан-Франциско.

12 августа. Эббонли здесь: загадочные намеки