Зрелище это явилось не иначе как кульминацией всего мыслимого ужаса. Но едва Тварь опустилась на колени, воздев свой ужасный инструмент над останками жертвы, из стенного шкафа донесся яростный грохот, как будто что-то с силой ударилось в дверцу. Замок, верно, был неисправен: дверца распахнулась, наружу вылетела человечья голова – ударилась об пол, перекатилась и застыла, развернувшись лицом к мешанине человеческих останков, что некогда были Джоном Карнби. Голова уже начала разлагаться, как и тело, но я готов поклясться, что в глазах ее горела злобная ненависть. Даже тронутые распадом, черты мертвеца обнаруживали ярко выраженное сходство с Джоном Карнби, и самоочевидно принадлежать могли не кому иному, как только его брату-близнецу.

Я пребывал за гранью страха, за гранью ужаса; не думаю, что я сумел бы пошевельнуть хоть пальцем, если бы не дальнейшие события. Соединяющая и оживляющая сила вдруг словно бы разом иссякла, ибо миссия ее завершилась; безголовый труп рухнул на пол и рассыпался на исходные куски. Жуткие глаза погасли; не осталось ничего, кроме груды гниющих останков рядом со свежеразрубленными кусками человеческой плоти.

Чары развеялись. Я ощутил, как из комнаты что-то исчезло, выветрилось; всеподчиняющая воля, что удерживала меня в плену, сгинула безвозвратно. И отпустила меня на свободу – точно так же, как незадолго до того высвободила труп Хелмана Карнби. Я мог уйти; я выбежал из жуткого кабинета в темноту дома – и очертя голову кинулся во внешнюю тьму.

Город Поющего Пламени

Предисловие

Мы дружили лет десять или даже больше, и я знал Джайлза Энгарта настолько хорошо, насколько его вообще кто-то знал. Однако эта история в то время для меня выглядела такой же загадочной, как и для всех, и по-прежнему остается загадочной. Временами мне думается, что они с Эббонли попросту разыграли какую-то чудовищную, неразрешимую мистификацию; что оба они и по сей день живы и потешаются над светом, который был так потрясен их исчезновением. Временами я осторожно строю планы вновь побывать на хребте Кратер-Ридж и, если получится, отыскать те два упомянутых у Энгарта валуна, которые отдаленно напоминают разрушенные колонны. Но пока что никому не удалось отыскать никаких следов пропавших людей или получить хоть какую-нибудь весть о них; и похоже, что все эти события так и останутся уникальной, сводящей с ума загадкой.

Энгарт, чья слава писателя-фантаста, вероятно, переживет большинство прочих современных журнальных авторов, проводил лето в горах Сьерра-Невада и жил один, пока его не приехал навестить художник Феликс Эббонли. Эббонли, с которым я никогда не встречался, был известен своими картинами и рисунками, исполненными богатой фантазии; он иллюстрировал многие рассказы Энгарта. Когда жившие по соседству туристы забеспокоились, обнаружив, что эти двое долго не появляются, и хижину осмотрели в поисках возможных объяснений, на столе обнаружили пакет, адресованный мне, и со временем, прочитав множество рассуждений газетчиков по поводу двойного исчезновения, я этот пакет наконец получил. Внутри лежал небольшой блокнот в кожаном переплете. На первой странице Энгарт написал:

Уважаемый Хастейн!

Дневник этот Вы можете со временем опубликовать, если захотите. Люди сочтут его последней и самой безумной из моих фантазий – если не решат, что Вы это выдумали сами. Так или иначе, все к лучшему. Прощайте.

Искренне Ваш,

Джайлз Энгарт

И вот я публикую этот дневник, который, несомненно, будет принят так, как Энгарт и предсказывал. Однако сам я теряюсь в догадках, что же это – правда или мистификация. Единственный способ проверить – пойти и отыскать эти два валуна; а любой, кто воочию видел Кратер-Ридж, кто блуждал среди безлюдных камней, разбросанных на много миль, поймет, сколь непростая это задача.

Дневник

31 июля 1930 года. Я никогда не имел привычки вести дневник – несомненно, в первую очередь оттого, что мое существование было лишено сколь-нибудь заметных событий, так что и писать-то было особо не о чем. Однако то, что случилось сегодня утром, настолько выходит из ряда вон, настолько не имеет ничего общего с повседневными законами и событиями, что я ощущаю необходимость это записать в меру своего понимания и способностей. Кроме того, я намерен вести записи о возможном повторении и развитии этого опыта. Мне это совершенно ничем не грозит, потому что все равно ни одна живая душа из тех, кто это прочтет, не поверит ни единому слову.

Я отправился гулять на Кратер-Ридж, примерно в миле или чуть меньше к северу от моей хижины близ Саммита. Несмотря на то что он заметно отличается от обычных местных пейзажей, мне там очень нравится. Там чрезвычайно уныло и голо, почти нет растительности, если не считать горных подсолнухов, кустов дикой смородины да нескольких приземистых, изуродованных ветрами сосен и гибких лиственниц. Геологи отрицают, что этот хребет вулканического происхождения; однако же выступы корявого, бугристого камня и огромные осыпи точь-в-точь похожи на вулканические выбросы – ну, по крайней мере, на мой непросвещенный взгляд. Они выглядят как шлак из циклопических горнов, что давным-давно, в доисторические эпохи, излился наружу, застыл и отвердел в самых причудливых, гротескных формах. Есть там камни, что напоминают маленьких идолов и статуэтки каменного века или фрагменты первобытных барельефов; есть и другие, что как будто бы исчерчены забытыми письменами не поддающегося расшифровке алфавита. Как ни странно, на краю длинного, сухого хребта лежит маленькое ледниковое озеро – озеро, глубины которого никто пока не измерил. В общем, этот хребет выглядит весьма странно среди отвесных гранитных утесов и одетых елями ущелий и долин, свойственных тем местам.

Утро было ясное, безветренное, и я часто останавливался полюбоваться великолепными и разнообразными видами, что открываются по обе стороны: титанические бастионы Замкового пика, неуклюжие нагромождения пика Доннера, за стеной темных остроконечных тсуг – далекие сияющие голубые вершины Сьерра-Невады и нежная зелень ив в долине под ногами. То был отстраненный, безмолвный мир, до меня не доносилось ни звука, кроме сухого стрекота цикад в зарослях смородины.

Я немного побродил зигзагами и вышел к одной из осыпей, пересекающих хребет. Я пристально смотрел себе под ноги, надеясь отыскать какой-нибудь любопытный камушек, достаточно причудливый и гротескный, чтобы стоило оставить его себе как диковинку. Я уже нашел несколько таких камней во время предыдущих прогулок. Внезапно посреди осыпи мне попалось ровное место, на котором ничего не росло. Эта площадка была совершенно круглой, как будто ее расчистили нарочно. В центре круга стояли два отдельных валуна – на удивление похожей формы, на расстоянии футов пяти друг от друга. Я приостановился и стал их