Коридор был пуст; я передернулся от отвращения, вспомнив о том, что там видел, и поспешил к себе. Думается, заметив или заслышав в полумраке хоть какое-то движение, я бы завопил в голос.

В лихорадочной спешке, словно меня подгоняли, я принялся укладывать чемодан. Я не чаял, как бы поскорее бежать из этого дома отвратительных тайн, над которым нависала удушливая атмосфера угрозы. Второпях я совершал промах за промахом, спотыкался о стулья; мой мозг и пальцы онемели от парализующего ужаса.

Я уже почти закончил сборы, когда на лестнице послышались неспешные, размеренные шаги. Кто-то поднимался с первого этажа. Я знал, что это не Карнби: тот заперся у себя сразу после моего ухода, и я был уверен, что наружу его ничем не выманить. В любом случае вряд ли ему удалось бы сойти вниз так, чтобы я не услышал.

А шаги между тем раздавались уже на лестничной площадке, затем в коридоре; миновали мою дверь все с той же ритмичной монотонностью, размеренно, как метроном. Со всей очевидностью, это не вялая, нервозная поступь Джона Карнби!

Кто бы это мог быть? Кровь застыла у меня в жилах; я не дерзал развить пришедшую в голову гипотезу.

Шаги стихли; я понял, что пришелец добрался до двери в кабинет Карнби. В наступившей паузе я не осмеливался даже дышать; а в следующий миг раздался жуткий треск и грохот и, перекрывая шум, – нарастающий визг насмерть перепуганного человека.

Я прирос к месту, не в силах пошевелиться, как если бы меня удерживала незримая железная рука. Понятия не имею, как долго я ждал и вслушивался. Визг разом оборвался; теперь я не слышал ничего, кроме низкого, характерного, повторяющегося звука, который мозг мой отказывался опознать.

Не собственное желание, но воля, что была сильнее моей, наконец вывела меня за порог и повлекла по коридору к кабинету Карнби. Я ощущал присутствие этой воли как неодолимое, сверхъестественное воздействие – как демоническую силу, как злонамеренный гипноз.

Дверь кабинета была взломана и болталась на одной петле. Ее разнесло в щепы, словно от удара сверхчеловеческой силы. В комнате по-прежнему горел свет; неописуемый звук, что я слышал, при моем приближении смолк. Воцарилась зловещая гробовая тишина.

И вновь я замешкался, не в силах двинуться дальше. Но на сей раз нечто иное, нежели адский, всепроникающий магнетизм, обратило меня в камень и удержало на пороге. Заглянув в комнату, в узкий дверной проем, подсвеченный невидимой лампой, я рассмотрел край восточного ковра и кошмарные очертания чудовищной недвижной тени на полу. Эту гигантскую, вытянутую, уродливую тень отбрасывали, по всей видимости, руки и туловище нагого мужчины, что наклонялся вперед с хирургической пилой в руках. Кошмар же заключался вот в чем: хотя плечи, грудь, живот и руки просматривались вполне отчетливо, тень была безголовой – и заканчивалась, по всему судя, тупым обрубком шеи. При такой позе голову никак невозможно было сокрыть от взгляда особо подобранным ракурсом.

Я ждал, не в состоянии ни войти внутрь, ни выскочить наружу. Кровь прихлынула обратно к сердцу заледенелым потоком; мысли застыли в мозгу. Последовала пауза, исполненная беспредельного ужаса, а затем, из невидимой для меня части комнаты, со стороны запертого стенного шкафа донесся жуткий, яростный грохот, треск ломающегося дерева, скрип петель, и тут же – зловещий глухой стук, будто какой-то неопознанный предмет ударился об пол.

И вновь воцарилась тишина, как если бы торжествующее Зло мрачно размышляло над своим неописуемым триумфом. Тень не пошевелилась. В позе ее ощущалась отталкивающая задумчивость, занесенная рука все еще сжимала пилу, точно вознесшись над результатом своих усилий.

Новая пауза; а затем нежданно-негаданно на моих глазах тень чудовищным, необъяснимым образом распалась – легко и плавно раздробилась на бессчетное множество фантомов и угасла, исчезла из виду. Как именно и в каких местах произошло это многократное расщепление, этот поразительный раскол, я описать не дерзну. Одновременно послышался приглушенный лязг – это на персидский ковер рухнуло что-то металлическое, а затем звук падения – не одного-единственного тела, но многих тел.

И опять наступило безмолвие – так безмолвствует ночное кладбище, когда гробокопатели и вампиры покончат со своими страшными трудами и на погосте останутся одни мертвецы.

Во власти пагубного гипноза, точно сомнамбула, влекомый незримым демоном, я вошел в комнату. Благодаря омерзительному предвидению я уже знал, что именно обнаружу за порогом: двойную груду человеческих останков, одни – свежие, окровавленные, другие – уже посиневшие, тронутые гниением, запачканные в земле; все они перемешались на ковре в мерзостном беспорядке.

Из общей кучи торчали обагренные пила и нож; а чуть в стороне, между ковром и открытым шкафом с поломанной дверью, покоилась человеческая голова: она стояла стоймя, лицом ко всему прочему. Голова уже начинала разлагаться, как и тело, которому она принадлежала; но я готов поклясться, что своими глазами видел, как в лице покойного постепенно угасало выражение злобного торжества. Даже тронутые распадом, черты мертвеца обнаруживали ярко выраженное сходство с Джоном Карнби и самоочевидно принадлежать могли не кому иному, как только его брату-близнецу.

Чудовищные предположения, удушавшие мое сознание черным, вязким облаком, здесь приводить не до́лжно. Ужасы, что довелось мне лицезреть, – и еще большие ужасы, о которых я мог только догадываться, – посрамили бы наимерзейшую гнусность в промерзших глубинах ада. Мне посчастливилось и повезло в одном: это невыносимое зрелище предстало моим глазам лишь на несколько мгновений, не более. И тут же я внезапно ощутил, как из комнаты что-то исчезло, выветрилось; злые чары развеялись, всеподчиняющая воля, что удерживала меня в плену, сгинула безвозвратно. И отпустила меня на свободу – точно так же, как незадолго до того высвободила расчлененный труп Хелмана Карнби. Я мог уйти; я выбежал из жуткого кабинета в темноту дома – и очертя голову кинулся во внешнюю ночную тьму.

«Возвращение чародея»: альтернативный финал

[После абзаца, начинающегося со слов: «Не собственное желание, но воля…»]

Благодаря омерзительному предвидению мне казалось – я уже знаю, что именно обнаружу за порогом. Но реальность посрамила бы наимерзейшую гнусность адских бездн. На полу лежал Карнби – или то, что от него осталось; над ним склонялось нечто немыслимое – нагое безголовое тело, уже посиневшее, чуть тронутое гниением, запачканное в земле. На запястьях, локтях и плечах, на коленях, бедрах и лодыжках алели швы – там, где разрубленные конечности были соединены каким-то дьявольским образом, посредством сверхчеловеческой силы воли. В правой руке Тварь сжимала окровавленную хирургическую пилу; и я видел, что труд ее