I

Quod licet Jovi, non licet bovi[202]

Смерть корсиканца Чиприани. – Встреча Нового года в Лонгвуде. – Бесславный отход наполеоновских войск. – Пленение генерала Ф.Ф.Винцингероде

…Чиприани умирал мучительно и страшно. Еще в понедельник он выглядел вполне здоровым, если не сказать веселым, потому как пытался шутить с прислугой. Да и со стороны Хозяина в тот день никаких нареканий не было.

И вдруг на следующее утро дворецкого скрутили нешуточные боли в животе. Почти в бессознательном состоянии бедолагу внесли в его комнату и уложили в постель. Позже больного осмотрел срочно вызванный в Лонгвуд доктор О’Мира. Осмотр закончился неутешительным вердиктом: по всей видимости, у Чиприани воспалился кишечник. Озабоченность вызывало другое: внезапное и беспричинное начало кишечных колик.

Слово доктору О’Мира: «…С того момента, когда он пожаловался мне на заболевание, симптомы его болезни значительно усилились, в частности, у него началось обильное кровотечение. Его положили в теплую ванну, и ему была оказана помощь в виде сильнодействующих лекарств… Однако наступило лишь временное облегчение… неблагоприятные симптомы возобновились с угрожающей силой».

Поразмыслив, О’Мира вызвал двух своих коллег – Бакстера и Генри. Но и они не смогли определиться с предварительным диагнозом. Доктор Бакстер предложил сделать кровопускание; доктор Генри – уложить больного в теплую ванну. Однако ни то, ни другое желаемого результата не дало: пациент по-прежнему находился в тяжелом состоянии.

На следующий день Чиприани стало еще хуже. Теперь боли носили нестерпимый жгучий характер, заставляя пациента периодически вскрикивать; а их продолжительность существенно увеличилась – болезненная резь почти не прекращалась. 27 февраля в шестнадцать часов, испытывая невероятные страдания, преданный дворецкий Наполеона скончался.

Посмертное заключение доктора О’Мира гласило, что причиной смерти послужило все то же непонятное воспаление кишечника. Было ли это на самом деле так, сказать невозможно: умерший был простолюдином, поэтому посмертного вскрытия не проводилось.

Из воспоминаний Луи Маршана:

«Умер Киприани, сраженный в течение каких-то двух дней; он скончался от ужасных кишечных болей, которые наступили совершенно внезапно. Император искренне переживал эту утрату. Он сказал мне, что сопровождал бы его гроб до самой могилы, если бы она находилась на территории Лонгвуда. Большое число знатных людей острова и офицеров гарнизона присоединились ко всей французской колонии в шествии за гробом на кладбище у “Колониального дома”…».

Дворецкого похоронили на протестантском кладбище острова.

В письме графа Бертрана кардиналу Фешу гофмаршал сделал приписку, что высылает ему: «…Бумажник Киприани, булавку, которую он обычно носил, всю денежную сумму, принадлежавшую ему, а именно 5287 франков, и кредитную карточку на эту сумму, дающую его наследникам распоряжаться ею…»

Неожиданная смерть одного из приближенных Бонапарта вызвала самые разные толки. Мало того, некоторые, как, например, Уильям Балькомб, узнав о медицинском заключении, только усмехнулись, ибо ничуть не сомневались в том, что Чиприани был отравлен. Позже тот же Балькомб добьется разрешения на эксгумацию трупа, но, по странному стечению обстоятельств, место погребения дворецкого… затеряется. И это через несколько лет после его смерти!

Для самого Наполеона внезапная гибель преданного помощника явилась большим ударом: умер не просто слуга – скончался преданный друг! Чиприани, как и Бонапарт, был корсиканцем. Но и это не все: они были друзьями детства. Кроме того, оба некогда входили в корсиканский клан Саличетти – известного адвоката и влиятельного члена Конвента. Именно он, Антуан Кристоф Саличетти, командировал лейтенанта Бонапарта в осажденный Тулон, который сделал последнего героем. Позже Саличетти станет военным министром полиции в Неаполитанском королевстве Жозефа Бонапарта. При нем же находился и Чиприани. Однако в декабре 1809 года его патрон будет отравлен, после чего Чиприани ничего не останется, как покинуть Неаполь и перебраться в Геную, где, основав мореходную компанию, он займется бизнесом. В Генуе Чиприани пребывал до тех пор, пока в нем не появилась надобность его старого товарища, ставшего императором, а потом отрекшегося.

Скоропостижная смерть Чиприани наводила на мысль, что британцы, что называется, играли по-крупному: они начали убивать. И в этом Наполеон ничуть не сомневался. Оглядываясь назад, Бонапарт все чаще приходил к мысли, что с каждым годом жизнь на проклятом острове становилась не просто ужасной, но порой очень опасной.

* * *

Хотя поначалу все виделось не в столь мрачных тонах.

Встреча нового, 1816 года была радостной и, как казалось тогда, многообещающей. Говоря тост, Наполеон пожелал, чтобы в жизни его подданных на острове царили мир, согласие и гармония и чтобы все они стали одной дружной семьей. И конечно, чтобы все были счастливы!

Однако счастье в тот год выпало лишь на долю графини де Монтолон, родившей дочку. А вот апрель и вовсе выдался трагичным: на Святую Елену ступил сапог ненавистного Хадсона Лоу – того, с кем с первых же его шагов на острове у французов начались серьезные неприятности.

Ну а в декабре Пленника хватил такой жестокий приступ недомогания, что поначалу подумалось, что его разбил паралич: его мышцы словно окаменели, несколько минут больной находился без памяти. Но все обошлось. Подобные приступы повторялись трижды: 14-го, 18-го и 28 декабря. Уж не явилось ли случившееся, ломали головы в Лонгвуде, происками злобных англичан?..

Первый день 1817 года все жители Лонгвуда дарили друг другу праздничные подарки. Самые сладкие и с игрушками – детям Бертранов и Монтолонов. Генерал Гурго преподнес мадам Бертран ящичек с китайским чаем, на котором было написано: «Живите столько, сколько здесь чаинок». Графиня была в восторге!

Барри О’Мира: «1 января 1817 года. Виделся с Наполеоном в гостиной комнате. Пожелал ему счастливого Нового года. Он заявил, что надеется на то, что в предстоящем году его можно будет видеть в гораздо лучшей обстановке. Он добавил, смеясь: “Возможно, я буду мертвым, что будет еще лучше. Хуже, чем сейчас, представить себе нельзя”… Наполеон собственноручно вручил мне шкатулку, сказав при этом: “Это, доктор, для вас подарок, который я вручаю вам за то внимание, которое вы оказывали мне во время моей болезни”…»

Накануне праздника Наполеон несколько часов провел в горячей ванне. Его снова досаждала надоедливая «мышка»; кроме того, постоянно мерзли ноги. Тем не менее ровно в шестнадцать часов первого числа Хозяин, облачившись в мундир, предстал перед подданными в стенах столовой, собравших всех.

– Mon cher, и что же ты собираешься подарить мне на этот Новый год? – обратился Наполеон к Гурго. – Ходят слухи, генерал, будто вы приберегли на этот раз подарки для всех…

– Соглашусь, Ваше Величество, Вы, как всегда, проинформированы лучше всех, – склонил голову Гурго. – Но, сир, мне, право, неудобно. Ведь я не в силах дать