– не Багратион. Тем более что Михаил Илларионович видел на своем веку врагов и пострашнее. Тем не менее ненависть подчиненного не знала границ, на имя императора Александра он пишет один донос за другим. Страсти накалялись.

Кутузов был себе на уме. Главнокомандующий знал слабое место недруга, поэтому, как опытный дипломат, ничуть не сомневался: рано или поздно игра закончится, причем выигравшим будет именно он, фельдмаршал Кутузов!

Дело в том, что генерал Беннигсен был нечист на руку. Как поговаривали, «старик» не избежал извечной чиновничьей беды, ибо слыл мздоимцем, то бишь взяточником. И об этом знала вся русская армия. Разбогатевший на военных поставках, генерал захотел большего – занять место главнокомандующего. Забыв о другом: именно он был главным виновником гибели русской армии под Фридландом в июне 1807 года. Ходили слухи, что в той кампании русские солдаты чуть ли не пухли с голода, тогда как состояние самого Беннигсена, обворовывавшего свою армию, странным образом умножилось в разы.

Ничего удивительного, что решение Кутузова было жестким: отстранив начальника Главного штаба от дел, главнокомандующий просто-напросто выдворил того из армии, приказав немедленно уехать. Пока что – в Калугу. Таким образом, назревавший вопрос с двоевластием Михаил Илларионович снял довольно-таки умело, разрубив гордиев узел одним метким и сильным ударом. А Кутузов был хорошим рубакой…

Несмотря на все перипетии, роль Тарутинского боя трудно переоценить. Именно с этого момента русские перешли в наступление. Сражение на реке Чернишня вынудило Наполеона выйти из Москвы и… убираться восвояси.

* * *

«Вероятно, война затянется на всю зиму, и только взятие Петербурга откроет глаза императору. Москва уже не существует… Все офицеры русской армии, кажется, в отчаянии из-за московской катастрофы… Я эвакуировал все мои госпитали, которые были тут в домах, посреди развалин. Я только укрепил Кремль… От двух до трех тысяч человек могут в нем продержаться некоторое время… Но неприятель усилил свою кавалерию. Он учетверил число своих казаков, страна наводнена ими, и это порождает для нас много мелких столкновений, очень тягостных.

Из письма Наполеона министру полиции герцогу Ровиго от 16 октября 1812 г.

2 (14) октября 1812 года Наполеон подписал важный приказ, согласно которому движение кавалерийских отрядов и артиллерии в направлении Москвы приостанавливалось. В Москве и близлежащих селах начинается эвакуация госпиталей: раненых отправляют в Можайск, откуда – в Смоленск. Туда же (в Смоленск) стали сгонять стада быков; на местных складах началась заготовка на зиму теплой одежды.

Поняв, что перезимовать в Москве вряд ли удастся, Наполеон предпринял кое-какие действия, но оставить город никак не решался. Разгром Мюрата на реке Чернишня ускорил исход французов как из Москвы, так и из России…

– Ваше Величество, у нас есть только два пути отхода – либо по Старой, либо по Новой Смоленской дороге, – докладывал Наполеону маршал Даву. – Старый тракт, как Вы, сир, понимаете, безлюден и разрушен дотла; зато, двигаясь по Новой Смоленской дороге, мы встретим нетронутые деревни, поэтому вопрос с провиантом и фуражом будет решен. В любом случае, этот путь для нас предпочтительнее…

– Идем на Каличум[201]! – резюмировал главнокомандующий. – И горе тем, кто осмелится стать на моем пути!..

…Ранним утром 7 (19) октября 1812 года Наполеон Бонапарт покинул Москву. Незадолго до этого город оставила французская армия.

Из письма Наполеона Марии-Луизе: «Мой друг, я в дороге, чтобы занять зимние квартиры. Погода великолепна, но она не может длиться. Москва вся сожжена, и так как она не есть военная позиция, нужная для моих конечных целей, то я ее покидаю и уведу гарнизон, который я тут оставил. Мое здоровье хорошо, мои дела идут хорошо… Была стычка с казаками…»

Последняя небрежная приписка – это все, что Наполеон написал жене о Тарутинском сражении, унесшем жизни не менее трех тысяч французских солдат.

За скупыми строчками короткого письма не видно главного – ярости, граничащей с отчаянием. Не привыкший к поражениям, Император негодовал: французская армия покидала Москву! Русский царь игнорировал все его потуги заключить мир. А жители этого негостеприимного города сожгли собственные дома. Варвары! Скифы! Гунны! Бессильная ярость требовала отмщения.

Позади отступающей армии оставался небольшой гарнизон генерала Мортье из 8 тысяч человек, в задачу которого входило уничтожение Кремля. Русские должны были за все заплатить, в том числе – за унижение.

И Мортье Наполеона не подвел. Мощные взрывы прогремели не только на территории Кремля, но и за его пределами. Земля дрожала по всей Москве. Были взорваны винный двор, здание Арсенала, часть кремлевской стены, частично Никольская башня… Сгорел Симонов монастырь… Пострадали кремлевские палаты, в частности – Грановитая…

После ухода завоевателей Москва представляла собой сплошные развалины. Сгорели Гостиный ряд, Пречистенка, Старая Басманная, Немецкая слобода, Университет на Моховой (вместе с уникальной библиотекой)… Тысячи жителей города остались без крова.

Французский адъютант Кастеллан: «Разрушили часть Кремлевского собора и свалили крест с колокольни Ивана Великого; при падении он сломался. Забрали и расплавили серебряную утварь Кремлевских церквей, пополнив этим кассу армии…»

Поутру, когда последний французский разъезд скрылся за горизонтом, местные жители, взглянув в сторону Кремля, стали торопливо осенять себя крестами: над городскими развалинами величественно возвышалась колокольня Ивана Великого! Произошло настоящее чудо: подмокшие от дождя фитили сделали заложенные под колокольню мины бесполезными…

Ярость Наполеона просочится позже, в письме жене от 10 (22) октября:

«Я покинул Москву, приказав взорвать Кремль. Мне нужно было 20 тысяч человек, чтобы сохранить этот город. Будучи разрушенным, он только стеснял мои операции…»

Император склонился над письмом и мысленно раз за разом повторял уже надоевшую фразу: «мои операции»… «мои операции»… Какие могли быть «операции», если главнейшая из них – взятие Москвы – оказалась, в общем-то, бессмысленной. Зачем вообще стоило брать этот город, если русские взяли и сами… сожгли его?

Хороший стратег, Наполеон понимал: отступление от бегства отличает лишь шаг. Их разделяет степень мужества и уровень хладнокровия отступающих. Беда в том, что эта степень определяется в сражении. Хватит ли сил на это сражение, отныне зависело не только от французов. Русские были у себя дома, и теперь инициатива перешла в руки Кутузова.

Мирный договор с неприятелем пришелся бы сейчас как нельзя кстати. Нет, мир с русскими не спас бы Великую армию от поражения, зато ее Императору… сохранил бы лицо. Этого сейчас хотелось больше всего.

– Э-э, Balasho-o-ov! Monsieur Balasho-o-ov!!!

Конец второй части

Часть третья

Глава пятая