- Завтра свяжусь с Артуром, чтобы главврач заверил, - сказал Лев.

- А Игорь? – непонимающе спросила Юля.

- А Игорь… придурок.

Потом он набрал номер Карины. Девушка ответила почти сразу и вместо «Как дела?» поинтересовалась Юлей. В последнее время радостных новостей о Юле не было, поэтому Лев быстро перевел тему.

- Я хотел спросить насчёт подарка, который ты мне предлагала два года назад. Он ещё в силе?

Карина удивилась, но ответила с радостным энтузиазмом:

- Да! Да, в силе! У меня сохранилась дарственная…

- Её нужно переделать, – перебил Лев. – На Славино имя.

Карина непонимающе замолчала. Лев тоже молчал. Потом она спросила:

- Ты хочешь подарить ему квартиру, которую я хочу подарить тебе?

- Да, если ты не против.

- Зачем? Может, хотя бы долю…

- Нет, - снова перебил он. – Нужно полностью оформить на него. Это для усыновления.

- Кого? – страшным голосом спросила Карина.

- Мики, сына Юли, - терпеливо объяснял Лев. – Если у Славы не будет в собственности жилья, ему могут отказать. Отдадут их матери.

Карина сменила удивленно-взбудораженный тон своего голоса на минорный:

- Юля умрёт?

- Юля умрёт. Возможно, очень скоро. Поэтому нужно торопиться, – и повторил ещё раз: – Если ты не против.

- Я не против! – подтвердила Карина. – Просто… Ты же понимаешь, что, если вы расстанетесь, эта квартира будет их, а не твоя?..

Лев закатил глаза:

- Да, я понимаю, что значит «подарить квартиру».

- И тогда тебе придётся с неё уйти…

- Уйду.

- И где будешь жить?

- Не знаю, в коробке из-под холодильника, - вздохнул Лев. – Карин, я всё решил. Если ты тоже решила, то… давай.

- Давай, - грустно ответила она. – Мне бы, конечно, хотелось, чтобы там всегда-всегда жил ты, но сиротам тоже нужно помогать.

- Может, мы не расстанемся, – сказал Лев. – И я буду жить там всегда-всегда.

- Вы уж постарайтесь, – буркнула Карина.

«Я буду стараться изо всех сил», - мысленно пообещал Лев, радуясь, что, кажется, всё получается. И одновременно с этим он приходил в ужас от собственных решений: зачем, зачем, зачем? Ведь усыновление может просто-напросто не сложится и тогда никто не виноват. Никаких детей. Никакой ответственности. Так зачем же он собственными руками делает всё для того, чтобы этот кошмар стал правдой? И будто бы даже радуется этому кошмару.

Юля прожила дольше, чем ожидал Лев. Она прожила дольше, чем прогнозировал Артур, но это… Утомляло. Лев стыдился своих мыслей, но всё так и было: затянувшийся уход из жизни не позволял никому выдохнуть. Он каждый день проводил в напряжённом ожидании того самого звонка и каждый день никто не звонил.

Последний месяц Юля провела без сознания, что осложнило ситуацию: вроде бы ещё жива, а вроде бы всем понятно, что конец уже наступил. Но говорить о смерти было нельзя, «неправильно», потому что это означало неверие в пресловутое «чудо», а Лев правда не верил, и никто не верил, но всё равно: смерти не было.

Пока она не наступила.

Юля умерла в первый жаркий день 2008 года – девятого мая, пережив прогнозируемые сроки на полгода. Славе едва исполнилось двадцать, Льву было двадцать пять. Он заходил к ней накануне, восьмого числа, и сразу понял: это вот-вот случится. Юля, которая на протяжении месяца только изредка открывала глаза, ничего не говорила и снова засыпала, вдруг проявила небывалую активность: села на кровати, в ажитации сорвала с себя трубку капельницы, накричала на медсестер, а Артуру в тревоге объяснила, что ей срочно нужно домой, что её ждёт сын и его нужно забрать из школы (школы в жизни четырехлетнего Мики, естественно, не было). В этот момент и пришёл Лев – вместе они уложили её обратно в постель и попытались объяснить, что никакой срочности в возвращении домой нет, но Юля, проваливаясь в забытье, постоянно повторяла: «Где Мики? Где Мики? Где Мики?», а Лев бесконечно отвечал: «Он дома, с ним всё хорошо. Он дома, с ним всё хорошо…».

В мыслях не к месту крутилось: сегодня она умрёт.

Когда Юля снова заснула, Артур неожиданно сказал:

- Я хочу уйти из медицины. Это какой-то кошмар.

Лев молчал, не зная, чем ответить на эту откровенность. Артур поднял на него взгляд:

- Ты не хочешь? Тебе это легко?

- С Юлей – нелегко, – признался Лев, все ещё сжимая её руку: схватился машинально, пока успокаивал.

- А с другими людьми?

Лев пожал плечами. Легко ли ему? Нет, конечно нет. Другой вопрос: искал ли он лёгкости?

- Мне нравится моя работа, – коротко ответил он.

- Сколько раз ты такое видел? – он кивнул на Юлю, имея в виду терминальный делирий, который они только что вместе наблюдали.

- Не знаю… Очень много. У нас же часто умирают, почти каждый день.

«У нас» – это он имел в виду «в реанимации».

- Очень много! – с ужасом в голосе повторил Артур. – Тебе двадцать пять, а ты видишь смерть почти каждый день! И сколько людей на твоём личном кладбище?

- Мне не нравится, когда так говорят, - холодно ответил Лев.

- Но это же правда! «У каждого врача своё кладбище» – Белинский постоянно повторял. Вам не повторял?

- Повторял, – мрачно согласился Лев. – Также часто, как и про отключение эмпатии.

- И чего?

- И того. Я отключил и тебе советую, будешь меньше считать трупы на кладбище.

Сам Лев таким действительно никогда не занимался, но видел, как это делали другие: коллеги, с которыми они выпускались из института и вместе начинали этот путь.

«У меня сегодня умер первый пациент… А сегодня второй… Третий… Четвертый»

На первых пяти – всегда слёзы, а на десятом считать переставали. Путь от первого до десятого у реаниматолога не очень длинный.

Артур, опустив взгляд, негромко сообщил:

- Я, кажется, больше не могу.

Он ушёл, оставив Льва один на один с Юлей: исхудавшей, лысой, с застывшей гримасой боли на лице – как будто она, эта гримаса, стала её настоящим лицом. Ни Слава, ни его мама не приходили сюда с тех пор, как Юля перестала выходить на контакт – и правильно. Хорошо, что они