- Ты ещё ни на что не заработал, чтобы считаться взрослым! – одернула его мама. – Даже твоя квартира – жалкая подачка.

- А твоя квартира – что? – усмехнулся Слава. – Ты купила её, потому что продала дом своей матери.

- Я её хотя бы купила!

- Но дом же тебе достался просто так!

- Хватит!

Лев, не выдержав, вмешался в конфликт, который вот-вот рисковал перерасти в дурацкую перепалку. Подойдя к Славе, он мягко взял его за руку выше локтя, негромко попросил:

- Пойдём домой.

Он ожидал, что Слава опять оттолкнет его, но тот подчинился: позволил увлечь себя за собой. Они оставили его маму одну – на крыльце здания суда. По дороге домой Слава ещё несколько раз вспыхивал, кляня мамины методы воспитания:

- Она постоянно ему говорит: «Мики, мужчины не плачут» или «Мики, мальчики так себя не ведут». Это же кошмар! И при этом она сама не понимает, насколько жалко выглядят эти её педагогические потуги.

- А как мальчики себя не ведут? – растерянно уточнил Лев.

- Ну, типа… Типа не бьют девочек, что-нибудь вроде того.

Он не понял: что не так?

- Так это ж правда…

Слава вспыхнул новой готовностью спорить:

- Ты дурак?! Не в этом дело!

Лев замолчал, в очередной раз почувствовав, как Славин гнев проехался по нему катком. В последнее время только такие дискуссии у них и получались: «Ты дурак?», «Ты ничего не понимаешь», «Ты делаешь неправильно», а как правильно и как надо понимать – он не объяснял. Только злился, делая вид, что Лев оказался ещё глупее, чем выглядел на первый взгляд.

После таких разговоров Слава извинялся – почти всегда, а Льву и прощать не приходилось, потому что не мог он на него, такого уставшего и разбитого – как будто что-то в нём по-настоящему сломалось – всерьёз обижаться. Слава объяснял, что не понимает своего состояния, что он сам себе не рад, но Лев полагал, будто что-то такое и должно происходить с людьми в горе. Единственное, что его тревожило: отсутствие слёз. Прошло больше двух месяцев со дня Юлиной смерти, а Слава так ни разу и не плакал. Более того: он и не говорил о ней – так, чтоб всерьёз, о чувствах. Всё твердил про усыновление, бумажки, сроки, и вроде бы в этих словах так или иначе звучала правда – Юля умерла, а всё равно Льву казалось, что Слава этого не понимает. Просто говорит, как заученный текст.

В тот день Слава большую часть времени проводил на балконе – курил. Лев переживал: не станет ли плохо с непривычки? Если, конечно, Слава не наврал ему насчёт «с сегодняшнего дня».

Сам он разрывался между гостиной и балконом, ходя по пятам за Славой и напоминая, что можно обжаловать решение, и что, в конце концов, не разлучили же их на всю жизнь – можно в любой момент видеться с Мики.

Слава слушал только первую часть предложения, вторую он и вовсе отбрасывал, считая бредовой.

- Смысл обжаловать? – спрашивал он, дымя уже пятой по счету сигаретой. – Новых обстоятельств не прибавится: я по-прежнему буду мужчиной, по-прежнему молодым, по-прежнему «одиноким».

- Тогда какие варианты? – устало спрашивал Лев.

- Не знаю. Умереть? – то ли в шутку, то ли всерьёз спрашивал Слава.

Лев решал, что это шутка, и мрачно просил:

- Не шути так.

Он даже думать боялся, до чего могла дойти ситуация, если бы вечером следующего дня не раздался звонок в дверь. Лев по-прежнему был непривычен к звонкам: особенно теперь, когда Слава жил с ним и сыграть «Кузнечика» на дверном звонке было попросту некому. Он вышел в коридор, посмотрел в глазок: в подъезде не горел свет, в темноте угадывался лишь невысокий силуэт. Протянув руку, силуэт ещё раз нажал на кнопку, и тогда, вслед за трезвоном, послышался вопросительный детский голос. Лев его тут же узнал: Мики…

Вернувшись в спальню, Лев мягко коснулся Славиного плеча: тот, замерев, лежал на кровати с книгой – что-то по судебным процессам, наспех купленное в переходе. Слава вопросительно оглянулся и Лев сказал:

- Открой дверь, там Мики.

Дважды повторять не пришлось. Слава подорвался, случайно уронил книгу на пол, обернулся, но поднимать не стал, влетел в коридор, едва не врезаясь в дверь, и завертел замки. Из темноты подъезда с радостным визгом выскочил Мики: набросился на измученного дядю, чуть не сбивая того с ног. Обхватив Славу вокруг пояса, мальчик прижался щекой к его животу и (Льву не показалось?) всхлипнул.

Слава осторожно убрал с пояса маленькие ручки, присел перед Мики на корточки и обнял малыша за плечи, прижимая к себе. Мики зарылся в Славину шею, а Слава – в его светлые вихры (как Лев и предполагал – чуть потемневшие за последние три года). Рядом, прямая, как статуя, стояла бабушка, на которую пока никто не обращал внимания – даже сам Лев, украдкой выглядывающий из спальни, о ней забыл.

Встреча Славы и Мики выглядела трогательной до странности: они виделись за несколько дней до суда, но тогда, на пороге, вцепились друг в друга, будто с последней встречи минуло несколько лет.

Оторвавшись от Мики, Слава, наконец, поднял взгляд на маму. Хмуро заметил:

- Вроде бы мы на сегодня не договаривались.

- Не договаривались, – согласилась она, не глядя на сына.

- Тогда зачем пришла?

Мама, поджав губы, сухо объяснила:

- Мики не хочет со мной жить.

Слава чуть отстранился от мальчика, вгляделся в его лицо. Только тогда и он, и Лев заметили, что у Мики красные, воспаленные глаза, опухшие от долгого плача.

- Он изводит меня второй день, - продолжила мама. – Просится к тебе.

Лев невольно улыбнулся и, хотя он видел Славу со спины, был уверен, что тот сделал то же самое.

- Я в рюкзак сложила самое необходимое, - она кивнула на рюкзак в виде Микки-мауса за спиной Мики. – За остальными вещами придёшь сам, я их таскать на себе не намерена.

- Хорошо, - растерянно отозвался Слава.

Он выпрямился, поднимаясь с корточек, и Мики тут же схватил его за руку, прижимаясь к Славиной ноге, будто стараясь спрятаться.

- А что с документами? – спросил Слава. – Что делать с постановлением суда?

- Будем обжаловать, - просто ответила мама.

- Вместе?

- А как ещё?

- И ты скажешь там,