Он так и спросил у Славы:

- Что за бред?

- Это не бред, - ответил он. – Это фундаментальное расхождение во взглядах. Я хочу семью, ты – нет. Логично будет расстаться.

- Но я не хочу расставаться, - произнёс Лев, сам не замечая, как переходит на жалобный тон. – Я тебя люблю.

- Я тоже тебя люблю, - мягко сказал Слава. – Но я никому не отдам Мики. И какой здесь может быть компромисс?

Лев начал прикидывать возможные варианты:

- Пускай по документам он будет с вашей мамой, а с тобой будет проводить время и…

- Я не хочу «проводить время»! – перебил Слава. – Я хочу полноправного усыновления, меня не устраивают полумеры!

Лев вспылил:

- Ты сам как ребёнок! «Я хочу, я хочу»! А как будет лучше для него?

- Со мной! – уверенно ответил Слава. – Точно не с папашей, которого он никогда не видел! И точно не с моей матерью-гомофобкой!

Лев закатил глаза:

- Это тебе важно, что она гомофобка, а ему-то какая разница? Снаряд дважды в одну воронку не попадает.

- Какой ты простой, - Слава устало прикрыл глаза рукой, как будто закрываясь от солнца.

- Это ты простой, - насуплено возразил Лев. – Что ты можешь ему дать? Тебе девятнадцать лет, у тебя ни образования, ни работы.

- Я на последний курс перешел, - напомнил Слава. – У меня будет и образование, и работа.

Лев поморщился:

- Образование колледжа?

- А что тебя не устраивает?

Лев непонимающе посмотрел на него:

- Ты не собираешься получать высшее?

Теперь уже Слава растерянно забегал глазами:

- Нет. Зачем?

Лев молчал, потому что… не придумал, зачем. То есть, казалось, это же очевидно – зачем. Чем круче образование, тем лучше работа, чем лучше работа, тем больше денег, чем больше денег, тем… тем больше ты годишься для роли самоназванного отца. Разве не так?

- Ты не собираешься получать высшее образование и собираешься стать отцом в ближайший год, - проговорил Лев его план.

- Ужас, да? – иронизировал Слава. – А у твоего отца было высшее образование?

Тут Лев, конечно, промолчал: было, отец закончил военную академию.

Слава придвинул свою тарелку обратно, мрачно наколол помидор на вилку и сказал:

- Я хочу усыновить Мики, это моё решение. Можешь его принять, можешь уходить.

- А промежуточного варианта нет? – спросил Лев. – Ты усыновишь, а я… а я просто твой парень, без воспитательных функций.

- Нет, - резко ответил Слава. – Я хочу семью, а не «просто парня».

- То есть, если я уйду, ты будешь искать… отца своему ребенку? – Лев невольно посмеялся над тем, как это звучит.

Но Слава даже не улыбнулся. Сердито сказал:

- Я никого не буду специально искать. Но несерьёзные отношения мне не нужны.

- А серьёзные – это обязательно семья и воспитание Мики? – уточнил Лев.

Слава кивнул. Лев вздохнул.

- Ты же понимаешь, что никто не захочет быть с тобой на таких условиях?

- С чего ты так решил? – нахмурился он. – Многие геи хотят семью и детей, но не имеют возможности её завести.

Лев тяжело выдохнул, закрыл лицо ладонями. Глухо пробубнил из-за них:

- Ты ставишь меня перед ужасным выбором.

- Ужасным… - обиженно усмехнулся Слава. – Ты не слышишь самого главного.

Господи, там ещё есть «самое главное»… Что-то более главное, чем требование посадить на свою шею маленького дармоеда?

Лев убрал ладони, вопросительно посмотрел на Славу: что, мол, за «главное»?

- Я хочу быть с тобой одной семьей, – сказал он и сразу же, застеснявшись, опустил взгляд в стол. – Хочу жить с тобой каждый день своей жизни, и в горе, и в радости, и… и всё, что там говорят в этих клятвах. Хочу всего этого с тобой. С тобой-нежным, с тобой-ласковым, с тобой-невыносимым, с тобой-самым-раздражающим-на-свете, с тобой, от которого скрипят зубы, и с тобой, от которого заходится сердце, и… Я начинаю заговариваться. Короче… С тобой, – он снова посмотрел на Льва, с грустью добавив: – Мне жаль, если ты этого со мной не хочешь.

Чёрт, чёрт, чёрт! Какой запрещенный приём! Разве можно вот так вот – в самое сердце?

Эмоции слоились друг на друга: как хорошо, как плохо, как страшно… Но самое главное – не эмоция даже, а какое-то необузданное желание – слиться со Славой в одно целое, стать его частью, или чтобы Слава стал его частью, обвиться вокруг него виноградной лозой и жить так всю жизнь, не отпуская. Он вдруг почувствовал, как сильно любит его – любит даже в том, что бесит: любит раздражающую мудрость, любит крашенные ногти, любит дурацкие штаны с мотней. Он бы хотел смотреть на них всю жизнь и всю жизнь думать: «Боже мой, что за уродские штаны», и будто бы не существовало в мире большего счастья, чем это.

Лев протянул к Славе руку, переплелся с ним пальцами и искренне произнёс:

- Я ничего не хочу сильнее, чем быть с тобой одной семьей.

Слава негромко заметил:

- Мики тоже моя семья.

- Значит, и с ним тоже.

Слава отнял свою руку и строго сказал:

- Тебе нужно хорошо подумать.

Лев кивнул, будто бы соглашаясь, а сам не понял: что тут думать? Он либо с ними, либо нет, без Славы он не сможет, значит, выбор сделан. В конце концов, а вдруг Мики – это своего рода крашенные ногти или дурацкие штаны? Наверное, к Мики можно привыкнуть, и каждый день своей жизни думать: «Господи, какой кошмар» и всё равно любить эту жизнь, и Славу, и может… и может даже самого Мики? Ведь если признаться честно, к штанам он уже немного проникся.

Вместо встречи с Игорем Лев провёл вечер на сайтах муниципальных служб: читал федеральные законы, изучал вопрос усыновления, мониторил форумы с похожими ситуациями. Понял одно: усыновление – штука стрёмная. Много подводных камней, которые вроде бы и не имеют значения, если усыновитель – родственник, а вроде бы девятнадцатилетний мальчик при живой бабушке – так себе кандидат. Учитывая, что решение обычно принимают ровесники Славиной мамы, вряд ли они, как и Юля, решат, что молодость в вопросе воспитания детей выигрывает у старости.

Лев взял телефон и в первую очередь позвонил