Шрифт:
Закладка:
Великая забастовка 1877 года встревожила Паудерли не меньше, чем Харрисона. В Скрэнтоне она породила жестокую забастовку шахтеров, которую подавляла частная милиция. Как советовали Грант и Бисмарк, на улицах действительно лилась кровь. Паудерли подсчитал издержки забастовки и оценил несоразмерное контрнасилие, которое могло вызвать насилие со стороны рабочих. Он не отвергал забастовки полностью, но считал, что к ним следует прибегать лишь в редких случаях и при отсутствии альтернатив. Поскольку Паудерли также сохранил оппозицию рыцарей к прямому участию в политической жизни, он, похоже, начал свою карьеру рабочего лидера с отказа от двух величайших оружий рабочих: их права на отказ от труда и права на коллективное голосование. Оказалось, что единственными инструментами, которые он сохранил, были посредничество, арбитраж и кооперативные предприятия, такие как угольная шахта в Каннелбурге, штат Индиана, которой управляли рыцари. Она и подобные ей предприятия потерпели неудачу.77
На практике Паудерли оказался более прагматичным. Когда он считал это необходимым, он поддерживал забастовки даже вопреки большому количеству шансов. И Паудерли был прав, считая, что организация, в которую входили ирландские демократы, валлийские республиканцы и сторонние антимонополисты, распадется на части, если попытается предложить кандидатов на выборах. Однако Паудерли вряд ли оставил политику. Он считал, что если рабочие не захватят местные органы власти, то их репрессивные полномочия будут использоваться против них. Он представлял себе муниципальную экономику, ориентированную на нужды трудящихся: городские газовые заводы, обновленная налоговая структура и больше общественных работ. И здесь добровольная организация снова стала путем к действиям правительства. Паудерли, как и либералы из Американской ассоциации социальных наук, считал, что государственная политика в отношении труда должна опираться на точную статистику (один из офицеров Рыцарей был Великим статистиком), собранную правительством. Паудерли добивался назначения на пост главы нового Бюро трудовой статистики в 1884 году. Хотя Рыцари не могли поддерживать или предлагать кандидатов, они лоббировали реформы в Конгрессе и предоставляли своим членам информацию о том, как действуют и голосуют их представители.78
Паудерли добился местного политического успеха в Скрэнтоне, штат Пенсильвания. Пенсильванские рыцари не предлагали кандидатов, но вместо этого после регулярных собраний члены, заинтересованные в политике, собирались в отдельные комитеты по прогрессу. Эти комитеты, в свою очередь, создали Гринбек-Лейбористскую партию, которая победила на выборах в округе Лузерн в 1877 году и избрала Паудерли мэром Скрантона в 1878 году. Несмотря на то, что и "Рыцари", пронизанные шпионами, и Гринбек-Лейбористская партия потерпели неудачу в Скрэнтоне, Паудерли неоднократно переизбирался.79
Грант, столь проницательный как генерал в оценке своих врагов и позиций, не мог понять ни политической обстановки, ни армий, расположившихся на ней в 1880 году. Он не знал, что делать с Рыцарями, с зарождающимся WCTU или с христианским лобби. Способность добровольных организаций управлять политикой приводила его в недоумение. Его антирабочие позиции стоили ему поддержки среди рабочих-антимонополистов. Его отождествление со "Сталеварами" объединяло его с политическими машинами, чья основа - политика патронажа - находилась под угрозой.
Как в Демократической, так и в Республиканской партиях задача кандидатов состояла в том, чтобы избегать вопросов, которые могли бы разделить партию, и делать акцент на вопросах, которые проводили бы различия с противоположной партией. Когда Хауэллс писал предвыборную биографию Резерфорда Б. Хейса для выборов 1876 года, кандидат просил Хауэллса не посвящать его в "религию, воздержанность или свободную торговлю. Молчание - единственная безопасность". В 1880 году эта задача была еще сложнее. Успешный кандидат от республиканцев должен был объединить в своих рядах "сталеваров", "полукровок", либералов и антимонополистов. Создание национальной партии парадоксальным образом означало адаптацию посланий к местным избирателям. Успешный демократ должен был преодолеть разрыв между северянами и южанами, католиками и протестантами, либералами, консерваторами и антимонополистами.80
Эти хитросплетения политики оказались слишком сложными для лидеров, Гранта и Тилдена. Отсутствие Гранта укрепило сердце, однако чуть более длительное отсутствие и лучшие политические советы могли бы помочь. Грант провел триумфальное турне по стране, но оно длилось слишком долго. Публика устала. Он перестал быть новостью, а поскольку по пути он посещал банкеты и заручался поддержкой местных политиков, публика начала видеть в нем не старого воина, которого, возможно, придется призвать на службу республике, а неудачливого президента, слишком сильно желающего вернуться на пост. Поэтому он снова уехал. Он побывал на Кубе и в Мексике и вернулся ближе к июньскому съезду республиканцев. Тактика действительно не сработала. "Грант возвращается... снова" не имело того же звучания. Его шансы на третий срок уменьшались по мере того, как избиратели вспоминали его реальный послужной список. Находясь на посту президента, он лишь отрывочно отстаивал избирательное право чернокожих, а в конце второго срока и вовсе отказался от освобожденных. Почему он должен защищать их сейчас? Третий срок был беспрецедентным, и это еще больше усложняло объяснение того, почему он должен достаться человеку, чье правление было омрачено постоянными скандалами. Грант обладал реальной политической силой, но и Джеймс Г. Блейн был столь же небезупречен. В результате к съезду республиканцев партия подошла в тупике.81
При всех своих недостатках Грант оставался национальным героем. Джеймс Г. Блейн и Роско Конклинг были явно негероическими созданиями позолоченного века: тщеславными, коррумпированными, ядовитыми и жадными. Их единственными настоящими принципами были потрепанные остатки старых радикальных взглядов. Оба в конечном итоге поддержали право правительства применять силу для борьбы с насильственными попытками лишить граждан законного избирательного права. Поддержка Гранта оставалась твердой до самого конца, в то время как поддержка Блейна таяла; но ни один из них не получил номинации. Грант, отвергнув уговоры жены явиться на съезд, не смог преодолеть численный порог для выдвижения. Республиканцы выбрали темную лошадку, Джеймса Гарфилда из Огайо, на двадцать шестом голосовании. У него была репутация нерешительного человека. Запятнанный скандалом с Credit Mobilier, в партии Гранта, Блейна и Конклинга он все еще мог казаться ходячим праведником.82
Гарфилд утверждал, что не желал выдвижения, но большинство наблюдателей в этом сомневались. Он был жителем Среднего Запада, родился в Огайо в бедной семье и был интеллектуалом, влюбленным в книги. Он пришел в Эклектический институт Западного резерва в 1851 году в качестве студента
