– Больше никаких улыбок? – усмехнулась Ксиван.

– Улыбнусь, когда все это закончится. – Я замахнулась на нее, но удар был слишком неустойчив и слаб. Она легко парировала его и оказалась так близко, что смогла полоснуть меня по руке. Я зашипела.

– Когда будешь готова начать, – хмыкнула Ксиван, – просто дай мне знать.

Мышечная память и инстинкты научили меня сражаться определенным образом. Без силы дюжины мужчин эти инстинкты стали ловушкой.

Закричав, я бросилась на нее, надеясь хоть как-то показать, что я стараюсь. Она с удивлением наблюдала за моим приближением, легко парировала удар и в последний миг крутанулась на пятках, будто выходила вперед в гонках.

– Неудивительно, что сэр Орет не верил, что ты можешь быть жеребцом. Ты дерешься, как кобыла.

Глаза затянуло красным туманом. Сбоку кто-то закричал.

Туника Ксиван вспыхнула огнем.

Она глянула вниз, увидела горящую ткань и рассмеялась. А затем, по-прежнему держа меч одной рукой, погасила пламя другой.

– Запомни этот трюк, ученица. Против другого противника это может оказаться хорошим отвлекающим маневром.

Она взмахнула изогнутым ятаганом, словно исполняла красивый вычурный танец.

Я попробовала парировать ее удар, потерпела неудачу, увидела, как мой меч вылетел у меня из руки, и попыталась пнуть ногой герцогиню. Ее нога зацепилась за мою.

Я оказалась на земле, меч Ксиван касался моего горла.

– Как ты можешь рассчитывать победить врага, если ты даже не овладела собой? – Ее голос был спокоен, а вопрос – скорее серьезным, чем риторическим.

– Я не… – Я поняла, что не знаю, что ответить. Я сражалась глупо. Я превратила тренировку в истерику. Я понятия не имела, как контролировать круговорот своих эмоций. Я даже не стала пытаться встать. Я, несчастная, просто лежала на земле, и все в тренировочном дворе уставились на меня. Кажется, они были слишком поражены, чтоб попытаться мне помочь.

Ксиван отвела меч от моего горла и опустилась на колени рядом со мной.

– Не говори мне, что ты любила его.

– Что? Кого? – Ее слова обожгли подобно пощечине, но в то же время я почувствовала, как меня пронзило раскаяние. Я знала, о ком она говорит.

Орет.

Но нет, я не любила его.

Хотя и хотела любить. Я хотела, чтобы и он любил меня в ответ. И ни одно из этих желаний не сбылось. Вместо этого его гордость потребовала, чтобы он сломал меня, а моя гордость…

– Рыцаря. Того, которого я казнила.

– Нет, я… – Я закрыла глаза, чувствуя, как в уголках выступили слезы. – Я просто… – В голосе зазвучали хриплые рыдания. – Не любила. Но все это так бессмысленно. Так напрасно. Я не хотела, чтобы он умер. Я никогда не хотела, чтобы кто-то из них умер и… – От охватившего меня горя я только и смогла прерывисто вздохнуть. Каким-то образом его смерть сплелась со всеми остальными – со смертями тех, кто погиб в Мерейне, в Лонеже, во время Адского Марша, со смертью моих родителей, и того человека из Маракора, которого убили на мосту в Атрин…

Всех тех людей, которых я не смогла спасти.

– Значит, ты ненавидишь себя. – Голос Ксиван звучал грустно.

Я почувствовала себя так, словно она вытащила последнюю деталь из шаткого фундамента. Я почувствовала дрожь, какое-то мерзкое сжимающее чувство, а затем на меня словно накатила лавина. Ее слова пронзали меня насквозь, я чувствовала, что теряюсь среди них. Конечно, я ненавидела себя. И разве могло быть по-другому, если я была жива? Жива не потому, что я это заслужила, не потому, что я этого добилась, но лишь для того, чтобы служить лживым играм демонов, приказам генералов и этим вечно проклятым пророчествам. Жила, но не сделала этим лучше ни для кого. Я стала жеребцом, чтобы защитить тех, кого любила, но я не могла защитить даже себя.

И что же во всем этом было хорошего? Каким целям это служило?

Я перекатилась на живот и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась, чувствуя, что не могу остановиться. Для того чтобы посмотреть в будущее, с этим надо было что-то сделать. Я должна была попытаться все исправить.

И вряд ли бы у меня что-то получилось.

Я почувствовала, как она коснулась моего лаэвоса, погладила меня по голове:

– О, моя милая крошка. Как, должно быть, этот огонь жжет твое сердце.

Я дошла до той крайней стадии рыданий, которая состоит из слез, икоты и слишком большого количества мокроты. Мы были на людях. Как бы то ни было, я вытерла глаза и нос рукавом.

– Ты позволяешь остальным определять, кто ты, – прошептала она мне. – Так много людей говорят тебе, кем ты должна быть.

Я не могла оставить ее слова без ответа.

– Я восстала…

– Это не имеет значения. Когда противники сталкиваются, они определяют друг друга. Ты не можешь выступить против врага, не позволив ему придать тебе какую-то форму. Ты толкаешь, и тебя толкают. Ты сравниваешь себя с другими, с их одобрением или с их недовольством, и очень скоро обнаруживаешь, что даешь им власть на собой – осознаешь ты это или нет. – Она коснулась моей щеки, и я почувствовала ее холодную плоть, совсем не похожую на живую ткань. И все же это не напугало меня так сильно, как должно было. – Ты должна найти себя, моя дорогая. Найти свое собственное сердце, свою собственную красоту, свою собственную правду. – Встав, он протянула мне руку: – И тогда мы сможем поработать над тем, чтобы победить твоих врагов.

Схватив ее за иссохшую руку, я засмеялась сдавленным, почти истерическим смехом и позволила ей помочь мне подняться на ноги. Потому что, видишь ли, она была моим врагом. Каэны, и Релос Вар, и все силы объединились, чтобы помочь им. Моим врагам.

Или моим друзьям.

И я больше не видела разницы. Была ли Ксиван лишь препятствием в моем стремлении украсть Хоревал – копье, убивающее драконов? Или Ксиван была тем, кто мог помочь мне одержать победу над герцогом Ксуном и маркривом Аротом, чтобы отвоевать Джорат? Было ли действительно лучше быть томаем герцога Каэна – или сделать так, как я обещала Богине Смерти, и помочь ей уничтожить всех, кто помогает Релосу Вару?

С тех пор как Тиа, Богиня Магии, зачаровала Арасгона, чтобы он мог присоединиться ко мне в Загробном Мире, я была предателем в стане герцога Каэна. Каждую ночь, пока я «спала», я передавала сообщения и инструкции в свой лагерь. И все же я понимала, что по-настоящему я так и не приняла свою роль. Возможно, Орет был прав. Может быть, я никогда не найду