В залу зашла Вейсижау. Скрестив руки на груди, она оглядела комнату.

– На что вы, суки, смотрите?

Женщина, которая первой поприветствовала меня, Байкино, закатила глаза:

– Ты серьезно? После всего того дерьма, которое ты только что натворила? Тебе еще повезло, что мы сами тебя не убили!

– Как будто половина здесь присутствующих не поступила бы так же, получив такой шанс! Я просто вас опередила. И не пытайся быть такой ханжой. Мы все поклонялись… – Вейсижау замолчала, когда одна из жен откашлялась и ткнула пальцем.

Причем в меня.

Я помахала рукой.

Вейсижау, нахмурившись, уставилась на меня:

– Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь найти себе кровать, – вздохнула я. – Забавно, но они пока не нашли никакого другого места, куда меня можно пристроить. Но ты ведь усвоила урок?

Ее ноздри раздулись:

– Разумеется. Я усвоила. Мне следовало тебя просто отравить.

– У тебя еще будет время.

Ни одна женщин не встала на защиту Вейсижау, так что она перестала обращать на них внимание и сосредоточилась на мне:

– Я бы на твоем месте не улыбалась, томай. Потому что ты там все неправильно поняла. О том, что с тобой случилось, я рассказала только одному человеку, Эксидхару, и предполагаю, что он рассказал остальным, потому что хотел произвести на них впечатление. Но сами друзья? Они ведь в этом не участвовали. А это значит, что ты только что скормила невинного человека чудовищной мертвой жене Каэна.

И тут я действительно перестала улыбаться:

– Нет, Орет сказал, что Дарзин…

Это не могло быть правдой. Орет замыслил убить меня. Я знала это!

Вейсижау рассмеялась:

– При других обстоятельствах было бы весьма удобно обвинить во всем королевскую особу. Непохоже, что герцог наказал бы кого-нибудь из них. Бьюсь об заклад, твоему Орету даже в голову не пришло сказать правду. Он подумал, что, если он укажет на кого-то, так будет лучше. Он был неправ.

– Ты лжешь.

– И это самое интересное: я не лгу. И даже не вздумай передо мною оправдываться. Теперь ты принадлежишь Сулесс, и это только вопрос времени, когда она заявит права на тебя.

– Сулесс мертва, – напомнила я ей.

– О нет, совсем нет. О, я не могу дождаться, когда вы встретитесь. Она обожает убийц.

Я вздрогнула.

Она заметила это и улыбнулась, а затем развернулась и, высоко держа голову, выскользнула из общих покоев.

Все женщины молчали. Наконец, Байкино хлопнула в ладоши:

– Так, ладно, все. Давайте поужинаем, а потом пораньше ляжем спать. У меня такое чувство, что завтра будет очень длинный день.

– Что означает томай? – спросила я. Я снова впала в оцепенение, отвлекаясь на незначительные детали.

Она помолчала, прежде чем ответить:

– Полагаю, что на гуаремском самым подходящим по смыслу словом было бы рыцарь.

Я кивнула. Вейсижау произнесла это как оскорбление, но, возможно, это было не так. А может, это и не имело значения. Потому что подходящим казалось совсем другое.

Монстр. Каэн, похоже, их коллекционировал?

Байкино коснулась моей руки:

– Давай найдем тебе комнату.

В последующие недели ни боги, ни богини мне так не явились, как и боги-короли или Восемь. Слова Вейсижау оказались пустой болтовней.

Но я по-прежнему не могла выбросить из головы ее обвинения. Не могла избавиться от мучительного подозрения, что Орет был невиновен – по крайней мере, в этом преступлении.

Я ушла в себя, не разговаривая ни с кем, пока ко мне не обратятся, не ища общения, огрызаясь на вежливые попытки разговора. Мне удалось избежать встречи с Сенерой и Релосом Варом, и хотя теперь я теоретически была человеком герцога Каэна, он не пытался найти мне работу. Я не видела даже брата Коуна, и это меня радовало. Я закуталась в свой гнев, как в плащ, и не желала слышать, как Коун настаивает, что это не моя вина.

Так продолжалось несколько недель.

– Джанель, что ты делаешь?

Я оторвалась от книги Деворанских пророчеств, которую «позаимствовала» из библиотеки герцога.

– Разве не видно?

Мы находились в центре тренировочного двора, который, как и все остальное в Ледяных Владениях, располагался глубоко внутри хрустальной пирамиды. Гигантская комната была разделена на секции, так что тренироваться могли одновременно несколько групп, но большое пространство совершенно не скрадывало накопившуюся вонь потных тел.

Ксиван заломила бровь и указала мне на тренировочный коврик:

– Иди сюда. Я хочу посмотреть, на что ты способна.

– Я занята.

Шум мгновенно стих. Даже стоявшие рядом мужчины прекратили сражаться.

Солдаты герцога Каэна пользовались теми же тренировочными манекенами, что и новобранцы Ксиван; никому из мужчин не понравилось делить их с женщинами. А значит, все то время, пока женщины тренировались, мужчины наблюдали, изводили их насмешками и издевались над ними – в той мере, насколько это, как они думали, могло им сойти с рук под злобным взглядом Ксиван. Впрочем, были и инциденты. Некоторые солдаты пытались лапать женщин, а в трех случаях и кое-что похуже. Некоторые думали, что если герцог не считает этих жен своими, то и помогать себе они должны сами.

Ксиван забрала мужчин, поступивших так, и мы больше никогда их не видели. После третьего «предупреждения» все прекратилось.

Но теперь все взгляды обратились ко мне. Брови Ксиван поползли вверх.

– Иди сюда, немедленно. Если мне придется позвать тебя в третий раз, ты будешь сражаться со мной, а не с Талеей.

Талея, ученица Ксиван, которую я впервые встретила в пещерах, начала учиться еще восемь месяцев назад, так что это давало ей преимущество перед другими ученицами. Я вернулась к чтению книги.

Я знала, что веду себя по-детски, но не могла заставить себя остановиться. Мой гнев постепенно разгорался, и от того, что он не был ни на кого направлен, было лишь хуже. Насколько было бы проще, если бы я могла ненавидеть кого-то одного-единственного, а не весь мир.

Изогнутый хорвешский ятаган приземлился тупой стороной вниз на разворот книги, а затем и вовсе вырвал фолиант у меня из рук. У меня было достаточно времени, чтобы заметить, что мне протягивают другой меч, а затем Ксиван рубанула ятаганом, метя мне в голову.

Она сражалась боевым оружием.

Я откатилась в сторону, схватила меч и, ухмыляясь, встала. Но ухмылка пропала, когда я почувствовала вес оружия. Любое оружие, которым я дралась раньше, казалось мне легким, как отрез шелка. А этот клинок я могла лишь поднять, да и только. Но сделать этот меч продолжением моей руки и воли? Об этом не могло быть и речи.