Шрифт:
Закладка:
Гитлер мог истолковывать только как слабость государства, когда оно позволяло, чтобы в нем образовывалось, ширилось, организационно крепло и одевало своих сторонников в форму некое движение, а его провозглашенная цель заключалась при этом в уничтожении этого самого государства. «Трусость» Веймарской республики, испытываемая перед национал-социализмом, т. е. халатность полиции и властей, терпимость государства, Гитлер не рассматривал с восхищением как признаки либеральности и свободы, он испытывал к этому отвращение как к глупости, трусости, слабости — а значит, как к признакам неизбежного заката демократии. То, что относилось к внутренней политике, относилось в глазах Гитлера также и к внешней политике: точно так же, как он был убежден в трусости и слабости буржуазии и ее политических партий, так и британская политика умиротворения подтвердила ему его убежденность в том, что демократия слаба и изжила себя.
д. Гитлер о политической свободе
В речи 29 апреля 1937 г., в которой Гитлер изложил свой тезис о противоречии между понятием «государство» и демократией и свое видение общемирового кризиса этой системы правления, он также обратился к проблеме соотношения между свободой и принуждением: «Все то, что мы видим вокруг себя, оказалось реализуемым только путем концентрации трудовой энергии миллионов отдельных людей. Все они каким-то образом оказались сообразно с природой скреплены с этим в своей безудержной личной свободе и стали лучше. У индивидуума-одиночки это может отозваться болью. Я думаю, что где-то и как-то во всех людях, конечно, сидит самая малость анархической склонности к сопротивлению. Вот только все это не принесет пользы. Если мы верим в человеческую миссию, то должны тогда верить в то, что человек обязан эту миссию обосновать и подтвердить своими деяниями. Но если мы хотим возлагать надежды на человеческие деяния, то должны понимать, что все и всяческие деяния могут быть только коллективными деяниями. Но если мы рассчитываем на коллективные деяния, то мы должны признать, что всякое коллективное деяние так или иначе требует соединения сил всех людей, что недопустимо говорить: «Идите теперь и делайте все, что вы задумали сделать», здесь необходимо отдать приказ: «Идите и делайте то, что заповедано волей». Этим Гитлер узаконил ограничение свободы человека необходимостью реализации коллективных деяний, которые требовали единой координации. Альтернативой этому были бы хаос и анархия: «Ведь если позволить всей массе народа жить в соответствии с критерием демократической вседозволенности, и есть ведь только жесткий выбор „или-или“, то тогда, дорогие мои товарищи по партии (партайгеноссен), можем себе представить, какую картину будет представлять такой народ, если посмотреть сверху. Муравейник, я полагаю, был бы все же чудом организации и дисциплинированности, потому что даже там есть законы, которым подчиняются. Но если бы людям дали волю, если бы был установлен сегодня принцип, что каждый делает то, что он считает уместным, правильным, нужным, верным и так далее, то тогда эта человеческая толпа продвинулась бы вовсе не путем наслаждения свободой, а наоборот, за самое короткое время она разрушила бы все это, тем самым потеряв то, что за тысячелетия достигалось благодаря дисциплинированному объединению людей». Эта «концентрация всей человеческой деятельности» — это не что иное, как веление разума. «Таким образом, и предпосылка такой концентрации, а именно установление авторитетной власти, является просто велением разума, или попросту разумом как таковым. И напротив, хотелось бы мне сказать, демократия в конечном счете — это отмена концентрации и, таким образом, нечто обратное разуму, это безумие»[1579].
В речи перед крестьянами по случаю Дня урожая в 1937 г. Гитлер заявил, что не бывает «свободы отдельной личности, как не бывает и свободы класса», поскольку природа постоянно принуждает людей заниматься работами, которые им не нравятся, осуществлять труды, которые им не всегда приятны[1580]. По мнению Гитлера, в число этих ограничений свободы входили также ограничения, которые налагались бы на индивидуума, например, обязательной военизированной принудительной трудовой повинностью. В особенности детей из высокопоставленных семейств надлежало бы принуждать к физическому труду, чтобы сбить с них их сословное высокомерие. «Если интерес народной общности дает индивидууму свободу, то она дается ему. Там, где его свобода затрагивает интересы народной общности, свобода индивидуума заканчивается. Свобода народа вступает тогда на место свободы отдельной личности»[1581].
В застольных беседах Гитлер обосновывал ограничение свободы человека тем, что «наибольшая возможная степень культурного творчества… может быть достигнута только при условии его строгого объединения в государственную организацию. Без организации, то есть без обязательности и, следовательно, без отказа для индивидуума, дело не пойдет. Вся жизнь является ведь непрерывным отказом от индивидуальной свободы. И чем выше поднимается человек, тем легче ему должен был бы даваться отказ! Потому что, благодаря тому, что его кругозор расширился, он тем больше должен бы выказывать понимания необходимости отказа»[1582].
Во время другого застольного разговора Гитлер высказался о том, что «не индивидуальная свобода является признаком особо высокого уровня культуры, а ограничение индивидуальной свободы посредством организации, включающей как можно больше индивидуумов одной расы». Чем больше будут ослабляться тугие поводья государственной организации и даваться простор личной свободе, тем больше судьбы народа будут направляться на пути культурного регресса. Сообщество можно создать и сохранять только с помощью насилия. По этой причине неверно, например, критиковать методы Карла Великого или нынешнего Сталина в Советском Союзе[1583]. Однако, как сказал Гитлер в застольной беседе 28 июля 1942 г., существенно то, чтобы эти ограничения свободы проводились бы в равной степени для всех[1584].
В то время как некоторые из этих высказываний о свободе и принуждении носят столь общий характер,
