единое их слово. Блондинка – ее белокурые волосы были пепельного оттенка – поддерживала беседу практически в одиночку. Ее слабый и томный голос почти не умолкал. Его вялые интонации даже немного раздражали. Что до брюнетки, то она ограничивалась тем, что лишь изредка, да и то, судя по всему, лишь для того, чтобы не показаться неучтивой, коротко отвечала на вопросы вроде: «Ты не находишь?», «А как по-твоему, Рита?» и т. п. Делала это она тихо и спокойно, голосом низким и глубоким, музыкальным. Итак, ее звали Рита. А ее подругу – Женевьева. Ничто не сообщало Шарлю их фамилии, но из того, что они говорили о Ла-Рошели, он без труда понял, что они приезжали в город всего на двое суток, чтобы осмотреть достопримечательности. Из последующих фраз он узнал, что после этой экскурсии они возвращаются на Олерон, где отдыхают уже какое-то время. Зашла речь о теннисных матчах. Несколько раз прозвучало слово «Сен-Трожан» – именно туда они возвращались, там проживали. Блондинка говорила о «дядюшке, кузенах, брате», брюнетка вспоминала «матушку, родителей». Упоминались имена, в том числе знакомые, среди которых и такое: Люк де Сертей.

В высшей степени удовлетворенный, как бывает всякий раз, когда человек подмечает, что ему благоволит случай, Шарль Кристиани уже хотел было представиться, однако счел, что будет приличным потерпеть еще немного и дождаться какого-нибудь более или менее удобного предлога. При необходимости он сможет создать этот предлог и сам.

Но случай продолжал ему благоприятствовать – благоприятствовать столь странно, что молодой человек исполнился чудесной уверенности в том, что само Провидение управляет событиями наилучшим для его счастья образом.

Разговор между мадемуазель Женевьевой X… и мадемуазель Ритой Z… затухал. После первого оживления обмены репликами случались все реже и реже, во многом из-за того, что Рита не предпринимала ни малейшей попытки поддержать беседу. Большой корабль чуть покачивался в спокойном море. Чудесный бодрящий бриз пробегал по палубе. Потянувшись к сумке, девушка вытащила из нее книгу и раскрыла, сказав:

– Надо бы закончить.

Так или иначе, но эта книга оказалась не чем иным, как последним произведением Шарля Кристиани, «Четырьмя сержантами из Ла-Рошели», этим небольшим и содержательным романом, который он написал по просьбе издателя и который, конечно же, представлял собой увлекательное чтение для отдыхающих.

Он увидел, с каким упоением прекрасная незнакомка погрузилась в его книгу и буквально проглотила те несколько страниц, которые ей оставалось дочитать. То была для него глубокая и редкостного свойства радость. Рита, эта загадочная Рита, совершенно не знала, что он здесь, рядом, и тем не менее награждала его регалиями бесспорно искреннего восхищения, она, которая покорила его с первого взгляда и которую он тотчас же поставил на первое место среди всех женщин планеты Земля.

Но Рита захлопнула томик и, машинально поднеся его к щеке, предалась грезам.

– Дочитала? – поинтересовалась Женевьева. – И как концовка – столь же увлекательная?

– Да – очень-очень, – подтвердил глубокий голос.

Тут уже Шарль понял, что, если он хочет вступить в разговор, теперь самое время. Похвала, которой удостоила его Рита, и так уже делала ситуацию немного затруднительной для него, для нее самой и для Женевьевы, обнаружившей «увлеченность» читательницы. Позволить молодым женщинам и дальше хвалить его книгу значило бы поставить под угрозу дальнейшее приключение, к тому же это было бы бестактно. Он встал и, сняв шляпу, доброжелательно и в то же время с некоторым смущением произнес:

– Простите, мадам, и вы тоже, мадемуазель, но я нечаянно уловил совпадения, которые не могут меня не радовать: вы, как и я сам, направляетесь в Сен-Трожан, и у нас имеется общий друг, Люк де Сертей. Более того, мадемуазель, с автором той книги, которую вы только что дочитали, я также хорошо знаком. Позвольте представиться: Шарль Кристиани.

Как он и предполагал и опасался, его вмешательство вызвало большое смятение. Сначала они просто смотрели на него удивленными глазами, затем, по мере того как он объяснялся, их щеки залились густым румянцем, и вот теперь они сидели перед ним пунцовые, словно розы.

– Мсье, – сказала Рита, – я очарована…

Шарль поспешил снова взять слово – прерывая смущенное молчание своих спутниц. К тому же ему пришла в голову одна мысль – мысль, которая должна была помочь ему выяснить фамилию восхитительной поклонницы.

– Для меня, – сказал он, вооружаясь авторучкой, – будет истинным удовольствием надписать для вас этот небольшой томик, раз уж мой роман не вызвал у вас неприязни. Вы позволите?

Широко улыбнувшись, Рита покачала головой:

– Я весьма польщена, мсье, но это не моя книга. Она принадлежит моей подруге, мадам Летурнёр, которая, несомненно, будет счастлива получить ваш автограф.

Автор «Четырех сержантов» поклонился, улыбаясь несколько натянуто, так как мадам Летурнёр, вместо того чтобы незамедлительно подарить томик Рите, хранила молчание, весьма его раздосадовавшее.

– Что ж, я с радостью пришлю вам другой экземпляр, – сказал он, поворачиваясь к девушке.

Но, уже вознамерившись поинтересоваться по этому поводу ее фамилией и адресом, он вдруг остановился, сочтя это моветоном, нарушением всех правил приличия, которые, слава богу, еще соблюдались в его семье и кругу общения.

Он черкнул на титульном листе, под именем Женевьевы Летурнёр, несколько обычных в таких случаях любезных слов, после чего та, зачарованная, прочла посвящение – сначала про себя, потом вслух, для Риты – и засунула книгу обратно в сумку, на рыжеватой коже которой стояли ее инициалы «Ж. Л.». Прочие сумки и дорожные чемоданчики никакими знаками помечены не были.

«Просто непростительно с моей стороны было так редко выходить в свет, – думал Шарль. – Чертовски глупо!.. В противном случае я бы познакомился с ней уже давным-давно. Впрочем, какая разница! Она очаровательна, немного мною восхищается, к тому же она, безусловно, из прекрасной семьи… Чудесная погода! Боже, до чего же чудесная погода!»

Как видим, это был «удар молнии» – любовь с первого взгляда во всем ее великолепии.

Но на сей раз, в противоположность заурядным случаям, все, казалось, свидетельствовало о том, что молния поразила не одного, а сразу двух человек и что вспыхнувшие искры где-то встретились, отчего они оба одновременно испытали сильнейшее потрясение, неслыханное и восхитительное, что бывает крайне редко. Бедная Женевьева Летурнёр, взявшая на себя ответственность сопровождать Риту, тут же смекнула, что происходит: это стало понятно по тому, как она вдруг заерзала и забарабанила пальцами по воображаемому фортепьяно, придав своему лицу встревоженное выражение.

Но Рита ничего не заметила, или же ей было все равно. Казалось, она и вовсе забыла о существовании Женевьевы, захваченная беседой, пусть и совершенно банальной, но в которой она и Шарль имели удовольствие по очереди выслушивать друг друга. Шарль