Осмелившись покинуть Бонапарта, я поставил себя на его уровень, и он был обращен против меня всей силой своего вероломства, как и я был обращен против него всей силой своей преданности…Иногда меня влекло к нему восхищение, которое он внушал мне, и мысль о том, что я являюсь свидетелем преобразования общества, а не просто смены династии; но наши натуры, противоположные во многих отношениях, всегда брали верх; и если он с радостью расстрелял бы меня, я не испытывал бы больших угрызений совести, убивая его».121

Непосредственный вред ему не грозил. От политики его отвлекла болезнь жены (которую он любил в перерывах между связями) и смерть сестры Люсиль (1804). Тем временем он взял в любовницы Дельфину де Кюстин. В 1806 году он попытался заменить ее Натали де Ноай, но Натали поставила свою благосклонность в зависимость от того, совершит ли он путешествие к святым местам в Палестине.122 Оставив жену в Венеции, он отправился на Корфу, в Афины, Смирну, Константинополь и Иерусалим; вернулся через Александрию, Карфаген и Испанию и в июне 1807 года добрался до Парижа. В этом трудном путешествии он проявил мужество и выдержку, а по дороге усердно собирал материал и предпосылки для двух книг, которые укрепили его литературную славу: Les Marytrs de Dioclétien (1809) и Itinéraire de Paris à Jérusalem (1811).

Во время подготовки этих томов он продолжил свою вражду с Наполеоном (который в то время вел переговоры о мире в Тильзите) статьей в Mercure de France за 4 июля 1807 года. Она была написана якобы о Нероне и Таците, но ее с легкостью можно было применить к Наполеону и Шатобриану.

Когда в безмолвии унижения не слышно ничего, кроме звона цепей раба и голоса доносчика; когда все трепещут перед тираном, и заслужить его благосклонность так же опасно, как и заслужить его недовольство, появляется историк, которому доверена месть нации. Нерон напрасно старается, ведь Тацит уже сформировался в империи; он растет безвестным рядом с прахом Германика, а справедливое Провидение уже передало в руки безвестного ребенка славу владыки мира. Если роль историка прекрасна, то она часто сопряжена с опасностями; но есть алтари, такие как алтарь чести, которые, хотя и покинуты, требуют новых жертв.

…Там, где есть шанс на удачу, нет никакого героизма в том, чтобы попытать ее; великодушные поступки — это те, чей предсказуемый результат — невзгоды и смерть. В конце концов, какое значение имеют неудачи, если наше имя, произнесенное потомками, заставит биться одно щедрое сердце через две тысячи лет после нашей жизни?123

По возвращении из Тильзита Наполеон приказал новому Тациту покинуть Париж. Меркюр предупредили, чтобы он больше не брал статей из-под его пера; Шатобриан стал страстным защитником свободной прессы. Он удалился в купленное им поместье в Валле-о-Луп в Шатене и посвятил себя подготовке «Мучеников» к публикации. Он удалил из рукописи отрывки, которые могли быть истолкованы как уничижительные по отношению к Наполеону. В том же году (1809) его брат Арман был арестован за передачу депеш от эмигрировавших принцев Бурбонов их агентам во Франции. Рене написал Наполеону письмо, в котором просил пощадить Арманда; Наполеон счел письмо слишком гордым и бросил его в огонь; Арманда судили, признали виновным и расстреляли 31 марта. Рене приехал через несколько минут после казни. Он никогда не забывал эту сцену: Арман лежит мертвый, его лицо и череп разбиты пулями, «собака мясника лижет его кровь и мозги».124 Это была Страстная пятница 1809 года.

Шатобриан похоронил свое горе в уединении в долине и в подготовке «Mémoires d'outre-tombe». Он начал эти воспоминания в 1811 году; работал над ними с перерывами, чтобы успокоиться от путешествий, связей и политики; написал последнюю страницу в 1841 году и запретил публиковать их до самой смерти; поэтому он назвал их «Мемуарами из могилы». Они смелы в мыслях, ребячливы в чувствах, блестящи в стиле. Вот, например, парад наполеоновских ставленников, спешащих поклясться в вечной верности Людовику XVIII после краха Наполеона: «Порок вошел, опираясь на руку преступления [le vice appuyé sur le bras du crime] — вошел месье де Талейран, поддерживаемый месье Фуше».125 На этих неторопливых страницах встречаются описания природы, не уступающие описаниям в «Атале» и «Рене», и такие красочные эпизоды, как сожжение Москвы.126 Страницы сентиментальности изобилуют:

Земля — очаровательная мать; мы появляемся на свет из ее чрева; в детстве она прижимает нас к своей груди, налитой молоком и медом; в юности и зрелости она одаривает нас прохладными водами, своими урожаями и плодами;… когда мы умираем, она снова открывает нам свое лоно и набрасывает на наши останки покрывало из трав и цветов, а сама тайно превращает нас в свою собственную субстанцию, чтобы потом воспроизвести в новой изящной форме».127

И время от времени вспышка философии, обычно мрачной: «История — это лишь повторение одних и тех же фактов, примененных к разным людям и временам».128 Эти «Mémoires d'outre-tombe» — самая долговечная книга Шатобриана.

Он оставался по-деревенски тихим до 1814 года, когда успехи союзных армий привели их к границам Франции. Сможет ли их наступление, как в 1792 году, пробудить французский народ к героическому сопротивлению? В пятую годовщину казни Арманда Шатобриан выпустил мощный памфлет «Буонапарте и Бурбоны», который был разбросан по всей Франции, пока Наполеон отступал, борясь за жизнь. Автор уверял нацию, что «сам Бог открыто марширует во главе армий [союзников] и заседает в Совете королей».129 Он перечисляет преступления Наполеона — казнь Энгиена и Кадудаля, «пытки и убийство Пишегрю», заточение Папы…; они «обнаруживают в Буонапарте» (пишется на итальянский манер) «характер, чуждый Франции»;130 Его преступления не должны быть вменены в вину французскому народу. Многие правители подавляли свободу печати и слова, но Наполеон пошел дальше и приказал прессе превозносить его любой ценой правды. Похвалы в его адрес как администратора незаслуженны; он просто свел деспотизм к науке, превратил налогообложение в конфискацию, а воинскую повинность — в массовую резню. Только в русской кампании 243 610 человек погибли, испытав всевозможные страдания, а их предводитель, хорошо укрытый и сытый, бросил свою армию и бежал в Париж.131 Каким благородным