тошнотворное ощущение давит на меня, от него мутит. Блеск одежды тут же вынуждает меня вспомнить о том блеске, который я видел на траве в саду. Мысль, которую я столь скоро откинул.

Сердце стучит так, словно вот-вот разорвется от страха и ярости.

Я захожу в умывальную. В переднюю гостиную. Столовую. В библиотеку. На кухню. На крышу. И оказавшись там, наверху, и чувствуя, как ветер бьет в лицо, я задыхаюсь, меня колотит. Я, черт возьми, в панике. Потому что ее здесь нет. Проклятие, ее здесь нет.

– Сир?

Я оборачиваюсь и вижу Маркула вместе с другими стражниками, включая Райатта.

– Что происходит? – спрашивает брат, выйдя вперед.

– Она пропала.

Эти два слова вызывают такую жгучую панику, что горло обжигает кислотой.

Случившееся в саду не имело никакого отношения к стражнику. Он не был убийцей, он стал такой же жертвой, как Рисса.

Глаза застилает пелена, кожа чешется, шипы пытаются вырваться из рук и спины, а десны болят, когда опускаются мои клыки.

Я резко оборачиваюсь, и, увидев выражение моего лица, брат широко открывает глаза.

– Они забрали Аурен. Проклятие, они забрали ее!

Я засовываю два пальца в рот, издав пронзительный свист, такой громкий, что стражники вздрагивают. Но Арго охотится по ночам. Он может быть за много миль отсюда и не услышит мой клич. Леди Риссу и стражника Холмана нашли минимум через полчаса, а стражнику понадобилось еще больше времени, чтобы меня найти…

– Что нам сделать? – подойдя ко мне, спрашивает Райатт.

– Думаю, твое желание исполнилось, – с горечью в голосе рычу я. – Думаю, этот подлый урод похитил Аурен, чтобы отвезти ее в Слияние.

У Райатта кровь отливает от лица.

Развернувшись, я быстро ухожу, потому что мне нужен тимбервинг. Если понадобится, возьму тимбервинга Райатта, потому что он второй по скорости, и если придется сдергивать зверя с насеста, то я…

В воздухе разносится смертельно громкий крик, и спустя секунду слышу скрежет острых когтей по черепичной крыше. Арго кидается на стражников, и те отскакивают назад, а потом он переводит взгляд переливающихся глаз на меня.

Я не теряю времени даром. В мгновение ока оказываюсь у него на спине, а в следующую секунду он взмывает в ночное небо.

– Подожди! – Ветер уносит голос Райатта, когда я хватаюсь за поводья.

Мне плевать.

Ждать я не стану.

Потому что они забрали ее.

Черт возьми, я этого не потерплю. Меня не волнует, сколько потребуется времени, чтобы нагнать их. Я буду лететь день и ночь, пока не доберусь до Второго королевства.

И когда я туда доберусь, они все пожалеют, что забрали ее.

Глава 60

Аурен

Я с трудом открываю глаза, словно отрываю кусок кожи. Веки слипаются, не желая разделяться, пока я не прикладываю чуть больше усилий, из-за чего чувствую жжение.

Но, оглядевшись, тут же жалею, что вообще открыла глаза.

Я сразу же понимаю, что уже не в Брэкхилле. Не только из-за той комнаты, в которой очутилась, а потому, что чувствую, как изменился воздух. В Четвертом королевстве жарко и влажно, будто тепло сливается с речной влажностью. Однако в здешнем воздухе вообще отсутствует влажность. Он кажется разреженным. Пустым, засушливым, жарким, будто иссушает любого рода осадки.

Я помню, что, когда мимолетно приходила в себя, меня прижимали к чему-то, пока мы летели по воздуху. Помню, как к моим рту и носу снова и снова прикладывали ту вонючую тряпку, а между делом в горло вливали воду и бульон.

Но теперь я здесь, наконец выбралась из бездны беспамятства и знаю, где нахожусь, даже не глядя в зарешеченное окно. Комната песочного цвета, а стены выглядят так, словно плотник соскреб штукатурку. Я сажусь на узкой кровати и касаюсь ногами пола, покрытого плиткой ржавого цвета.

В углу размещен небольшой столик, а на нем лежит бурдюк странной формы и стоит еда. Не знаю, как долго они тут пролежали. Но во рту стоит отвратительный привкус, поэтому я отваживаюсь отпить воды. Я осторожно делаю первый глоток, но, не почувствовав в воде никакого странного привкуса, выпиваю ее до конца, осознав, насколько у меня пересохло в глотке, когда на язык попадает первая капля.

Я пытаюсь призвать золото, но, несмотря на дневной свет, проникающий в окно, тело кажется выжатым как лимон. Я будто дерево, едва способное выдавить каплю сока. Я чувствую последствия растекшегося по телу дурмана, от которого меня тошнит, а голова кружится и болит.

Потому, хотя настороженно отношусь к еде, а желудок не проявляет к ней никакого интереса, заставляю себя проглотить лепешку и фрукты. Надеюсь, еда в желудке поможет усвоить дурман, еще ощущаемый в теле. Чувство, будто я покрыта песком, а живот скрутили.

Немудрено, ведь меня похитили и увезли в пустыни Второго королевства.

Уверенность в том, где я нахожусь и что меня окружает, наваливается, будто груда камней. На меня накатывают воспоминания, а страх и ярость отступают.

Это сделали со мной Ману и другой человек из Второго королевства. Опоили меня, похитили, бросили в этом месте и…

Я закрываю рот рукой.

Рисса.

– Великие боги… – У меня вырывается сдавленный всхлип. Они ее убили. Убили прямо у меня на глазах, будто она была всего лишь помехой, о которой не стоило и беспокоиться.

Мои глаза наполняются слезами, и им становится больно. Словно тот кинжал вонзили в грудь мне. Они могли бы воспользоваться тем же дурманом, чтобы отключить ее. Могли ее пощадить. Однако проткнули ей грудь кинжалом и бросили на землю.

У нас с Риссой были непростые отношения, бравшие начало из многолетней обиды. Но… я ее понимаю. Она пользовалась своим острым умом, довела до совершенства навыки соблазна, научилась добиваться успеха в мире мужчин, а потом захотела проложить себе новый путь, пойдя на все, чтобы защитить себя и получить желаемое.

Я это уважала. А в отношении наложниц уважение – последнее, что может даровать им общество.

Наложницы удовлетворяют чужие желания, чувственные влечения. Они играют и доставляют удовольствие, реализуя потребность иных, получая богатство и ощущение собственной власти.

А что потом? Люди презирают это ремесло. Называют его греховным, порочным. Они подавляют его. Заявляют, что наложницы – жалкие и мерзкие низы общества, пустое место в сложившейся иерархии. Вот только вдали от чужих глаз эти же люди ждут удовлетворения своих желаний и потребностей. Ждут, что им доставят удовольствие и блаженство.

И все же жизнь наложницы ничего не стоит.

Она всего лишь наложница.

Словно это