Я с яростью смотрю на нее и снова пытаюсь призвать золото, хотя эхом отзывающиеся удары, нанесенные мне изнутри, усложняют задачу. Мне едва удается выпустить из ладоней струйку, когда она поднимает руки, и ее рукава опускаются ровно настолько, что я вижу, как она прижимает указательный палец к большому.

И в точности, как до этого, во мне вспыхивает эта щемящая боль.

Теперь я сразу же падаю на пол, задыхаясь, когда мне сдавливают горло, а внутри все корчится в агонии, будто органы во мне вот-вот лопнут и начнут кровоточить.

– Перестань… – хриплю я, извиваясь на полу.

– Больше не пытайся использовать эту магию, Леди Обманщица, – говорит она. – Так будет происходить всякий раз, когда ты попытаешься воспользоваться тем, что тебе не принадлежит.

Пощипывание прекращается, и я корчусь на полу с ощущением, словно изнутри покрыта миллионом синяков. Мне нужно мгновение, чтобы прийти в себя, а потом я осознаю, что она сказала.

– Как ты меня назвала? – спрашиваю я, тяжело дыша.

– Леди Обманщица, – говорит она тем же благодушным голосом. – Позолоченная наложница, которая обманом проникла в сердце Золотого царя, а потом украла и его, и его силу, и его жизнь. Ты обманщица и Золотая шлюха, и большего ты не достойна.

Я только могу смотреть на нее, разинув рот.

Она смотрит на меня так, словно ждет ответа. Я молчу, и она подсказывает:

– Ну? Ты обманула, украла и убила, Леди Обманщица?

– Думаю, именно по этой причине меня опоили и похитили, да? – парирую я. – Чтобы я предстала перед судом и мне задали этот самый вопрос?

Ее изумленные глаза блестят.

– Именно.

Я вынуждаю себя сесть, согнувшись, но дрожащие мышцы почти обессилены, когда я заставляю свое тело держаться. Комнаты покрывают золотые брызги, лужицы уже начинают подсыхать. На брюках мужчин и их сапогах остались золотые пятна, но золото не реагирует на мой зов. Оно, вялое и выжатое, лежит бесполезными полосами на полу, – такой чувствую себя и я.

– Теперь пойдешь со мной, если только не хочешь снова воспользоваться своей украденной магией? – дружелюбно спрашивает она, и ее бледные губы напоминают о белых песках побережья этого королевства. – Ореанцам, которые сдаются Слиянию, запрещено использовать силу.

Поморщившись, я сажусь прямее.

– Ну, я вообще-то не сдавалась, так что иди нахрен с этим своим правилом, и я никуда с тобой не пойду.

На сей раз, когда она сжимает пальцы, кажется, что у меня вот-вот расплющится череп. Я кричу и падаю, схватившись руками за голову, чувствую, что глаза скоро лопнут, как виноградины. Агония пронзает меня до такой степени, что я уверяюсь: череп расколется, а мозг превратится в кашу.

Но когда из носа течет кровь, боль проходит.

Прислонившись к стене, я с такой ненавистью смотрю на женщину затуманенным взором, что удивляюсь, как она не вспыхнула. Тело словно уничтожили, и меня будто запихнули в сжимающую комнату, в которой стены начинают движение, сдавливая меня.

Но я истекаю золотой кровью. Плачу золотом. Потому я использую эти драгоценные жидкости, пытаясь сделать из них булавки. Ими я хочу проткнуть ужасные пальцы этой женщины, а также вонзиться в ее горло, но она снова использует силу, мешая мне совершить задуманное.

– Я ведь и целый день могу этим заниматься, Леди Обманщица.

Я поднимаю на нее взгляд, на ресницах собрались слезы боли.

– Тогда сделай это, – бросаю я вызов. – Потому что я не сдамся на милость Слияния. Можешь высосать из меня золото и проваливать в ад.

Впервые с тех пор, как эта женщина вошла сюда, ее притворная улыбка меркнет. Мужчины за ней переминаются с ноги на ногу. Когда она прижимает руки к груди, я вздрагиваю, подумав, что она снова применит ко мне свою ужасную магию, но она переплетает пальцы и склоняет голову.

– Великие боги, умоляю вас изгнать это богохульство из нашей памяти и вернуть свет нашему духу.

Стражники в унисон бормочут:

– И очистите мир от тьмы.

– И осветите нашу самую непорочную суть, – заканчивает она.

У меня по спине пробегает холодок.

– Значит, ты можешь пытать силой боли, но считаешь, что грешно произносить слово «ад»? – с издевкой выпаливаю я.

Женщина опускает руки и смотрит на меня, и в ее расколотых глазах появляется жесткий блеск.

– О, не тебе говорить о жизни после смерти. Теперь у меня есть наглядное доказательство, что ты украла силу Золотого царя.

– Я никогда ничего у него не крала! – рычу я. – Эта магия всегда была моей. Он меня использовал. Это он был вором, и я рада, что он мертв.

Она легонько вздыхает.

– Похоже, к твоему имени мы можем добавить и «лгунья». Воры и обманщики не имеют права ссылаться на загробную жизнь духа, и уж точно на это не имеют права лжецы и убийцы.

– Но у тебя есть право пытать и держать меня в плену? – парирую я.

Она расправляет плечи, смотря на меня сверху вниз.

– Я Изольта Меревен, правительница Второго королевства и первая матрона Общества Воздержанности. Боги даровали мне силу причинять боль, чтобы я могла наказывать безнравственные души. Это не грех, миледи, а мой долг как покровителя святости.

Я сжимаю губы. В Орее всем известно, что во Втором королевстве придерживаются очень строгих религиозных взглядов. Однако самой известной ветвью являются Обожествленные. Они безмолвно живут в Зеркальной пустыне, потому что им вырезали языки и выбросили, будто их речь была заразой, принесенной в жертву богам. О Воздержанности я тоже слышала, но мало. Но я точно не знала, что эта незапоминающаяся женщина была королевой, возглавляющей целое королевство и секту пуританского учения.

– Теперь ты отправишься на Очищение.

Я вздергиваю подбородок.

– Никуда я не пойду.

Я готова к боли, но теперь она просто кивает мужчинам. Я брыкаюсь, когда они набрасываются на меня, но мои движения замедленные, несущественные. Я будто котенок, бесполезно болтающийся в воздухе. Мужчины поднимают меня и начинают тащить из комнаты. Золото размазывается под моими волочащимися туфлями, а королева идет впереди, будто настолько не воспринимает меня как угрозу, что не боится стать ко мне спиной.

Я пытаюсь заставить золото вытекать из ладоней, но оно вялое и тяжелое, как плотное желе, липнущее к коже. Оно не может стекать. Не может даже пошевелиться.

Королева Изольта смотрит на меня через плечо и говорит:

– Боль – это пирамида, миледи. Она копится, выстраивается пластами. Ты думаешь, что сможешь выстоять, думаешь, что сможешь вскарабкаться на ее вершину, но ошибаешься. Могу заверить: ты не захочешь, чтобы эта боль скопилась