– Я знаю, – говорит Рисса, покосившись на меня. – Теперь знаю, – исправляется она. – Просто… я буду по ней скучать.

Меня удивляет уязвимость, которую она не скрывает, и тогда понимаю, какой грустной она выглядит. Рисса всегда тверда, как сталь. Соблазнительна. Умна. Резка. Но бывала ли она раньше грустной? Никогда.

Я оглядываюсь на стражника, жестом попросив его отстать на несколько шагов, и мы с Риссой останавливаемся у первого ряда живой изгороди.

– Я знаю, что Полли немного… злилась на тебя за то, что ты забрала ее из Рэнхолда, – осторожно начинаю я. – Но, думаю, в глубине души она знает, что ты спасла ей жизнь. Сейчас она не хочет это признавать, но от росы Полли, наверное, в конечном итоге умерла бы.

– И лучше бы ей больше никогда ничего подобного не пробовать, – со злостью говорит Рисса, уставившись на кустарник так, словно его листья лично нанесли ей оскорбление. – Потому что, если она снова доведет себя до такого состояния, я не стану ее спасать. Не стану смотреть, как она неделями слезает с дурмана.

Я вздрагиваю, просто представив, каково это. Я ведать не ведаю, что чувствует тело, когда ему отказывают в росе, но, судя по изможденному виду Полли и тому, через что ей пришлось пройти, направляясь с армией по замерзшей пустоши, удовольствие, наверное, не из приятных. Могу только вообразить, сколько тягот пришлось вынести Риссе.

– Полли одумается, – мягко говорю я и, наклонившись, беру Риссу за руку. На миг она вздрагивает, и я жду, что она отстранится. Но, к моему удивлению, Рисса сжимает мою руку.

И почти сразу же ее отпускает, но все же.

Увидев, как я расплываюсь в улыбке, она хмуро на меня смотрит.

– Нет.

– Что «нет»? – продолжая улыбаться, спрашиваю я.

– Я знаю: ты думаешь, что теперь мы стали закадычными подругами. Я пожала твою руку только в качестве утешения, не более того.

– Не знаю, – говорю я, легонько пожав плечами. – Это напомнило мне дружеское пожатие.

Она фыркает и идет вперед.

– Ты разве не должна сейчас заниматься чем-нибудь романтическим со своим королем?

– В данный момент у меня нет романтических порывов, – признаюсь я. – К тому же он снова вернулся на военную базу.

– Им и впрямь нравится проводить там все свободное время? – отвечает она, выглядя расстроенной. – Капитан Олух тоже постоянно там торчит.

Я приподнимаю бровь, в этот момент мы подходим к фонтану и скамейке, где на днях я упражнялась с золотом.

– А это… тебя беспокоит? Что Озрик часто бывает на базе? – Я пытаюсь задать вопрос безразлично, но, похоже, терплю неудачу, потому что Рисса напрягается.

– Почему это должно меня беспокоить? – с вызовом спрашивает она, встав у фонтана и скрестив руки. – Он грубиян и хам. И ему самое место на военной базе.

– Хм.

Она поворачивает ко мне голову, прищуривает глаза и открывает рот, чтобы что-то возразить.

Но что бы Рисса ни хотела сказать, она не успевает, потому что сзади доносится шум. Я поворачиваюсь и вижу, как мой стражник падает на колени. Бросаюсь к нему, подумав, что он задыхается или потерял сознание, но вижу за ним вторую фигуру. Ту, что держит нож.

Широко раскрыв глаза, я смотрю, как стражник ничком падает, издав булькающий звук, от которого у меня сводит живот. Кровь в жилах шумит от страха, а потом я слышу:

– Аурен, смотри…

Услышав предупреждающий оклик Риссы, я оборачиваюсь и столбенею. Незнакомый мужчина одной рукой зажимает Риссе рот, а другой направляет кинжал прямо ей в сердце. Ее голубые глаза широко раскрыты от ужаса, а от лица отхлынула кровь.

Когда я бросаюсь к ней, меня что-то ударяет в висок. Недостаточно, чтобы я потеряла сознание, но меня пронзает боль, а голова начинает кружиться, и я, спотыкаясь, отступаю назад.

Я призываю золото, но сейчас ночь, и могу воспользоваться только своим браслетом. Он тает у меня на запястье, стекает по руке и собирается на ладони. Его мало, слишком мало, но это все, что у меня есть. Если я смогу направить его на ударившего меня человека, заточить его, как иглу, и вонзить в глаз, то тогда…

Внезапно мне на нос и рот надевают пахнущую гнилью тряпку. Я отплевываюсь и кашляю, вдыхая что-то острое, горькое и всепоглощающее. Этот запах обволакивает язык, прилипает к горлу, обжигает глаза, разгорается в груди.

Нет, нет, нет!

Я теряю голову от страха, он гремит в ушах, пульсирует в венах. Но от удара по голове и опьяняющего дурмана, который прижимают к моему лицу, тут же оседаю на землю, не в силах удержаться на ногах, не в силах что-либо предпринять.

Я не могу пошевелить ногами. Не могу контролировать руки. Моя сжатая в кулак рука безуспешно пытается вытянуть золото, чтобы помочь себе. Оно замедляется и, слишком густое и вязкое, прилипает к ладони, как грязь из болота.

Кто-то подхватывает меня прежде, чем я успеваю упасть. Мне удается только держать голову и не смыкать веки. Я будто смотрю сквозь вихрь, где все яростно кружит, расплываясь перед глазами. Ткань тонкая, и я могу дышать, но паника душит меня, отчего учащенно бьется сердце.

Однако мысли как будто замедляются. Я почти перестаю моргать. Пытаюсь оставаться в сознании, осознавать, что происходит. Золото капает из руки, как высыхающая краска. Такое же одурманенное и обездвиженное, как я, оно бесполезно стекает с пальцев на пышную траву.

Рисса пытается оказать сопротивление, приглушенно кричит в ткань, приковав ко мне полные ужаса глаза. А я ничем не могу ей помочь. Здесь нет золота, которое могло бы нас спасти – мою магию слишком испортил тот яд, и пользоваться ею не было бы смысла, даже если бы мое золото не оказалось таким бессильным.

А затем к нам выходят двое мужчин. Один из них – в длинной белой мантии со свисающим крупным ожерельем, которое украшает эмблема Второго королевства. Сердце разрывает страх, но затем я устремляю взгляд на второго человека, вышедшего из тени.

Ману.

– Ничего личного, куколка, – тихо говорит он. Его синяя одежда такая темная, что кажется почти черной, руки обнажены, а волосы туго стянуты. – Но я верен своей сестре.

– И закону богам, – говорит мужчина в мантии.

Ману кивает.

– Поехали. Нам нельзя тут находиться, когда вернется Ревингер.

Я пытаюсь закричать в ткань, но выходит лишь хриплый вздох.

– А как поступить с этой? – спрашивает мужчина, удерживающий Риссу. – Она всего лишь наложница.

Мне с трудом удается