думали, что большой его ошибкой было не появиться в Сити. Что проку толочься среди скамей и стульев в банкетном зале? Об этом есть кому позаботиться. Его дело – просто выполнять, что сказали, и оплатить счет. Это не его маленький обед в честь друга, когда хозяин должен позаботиться о винах. Его работа – в Сити, и уж тем более в такую критическую минуту он должен быть в Сити. Люди, которые шепчут «подлог» у него за спиной, не посмеют даже думать о таком, глядя ему в лицо.

Этот конкретный слух породил наш молодой приятель Долли Лонгстафф. Ничуть не страшась отца, Долли отправился к своему поверенному, мистеру Скеркуму, сразу после той пятницы, когда мистер Лонгстафф вошел в совет директоров. У Долли были хорошие качества, но почтительность в них не входила.

– Не понимаю, чем Мельмотт отличается от всех остальных, – сказал он отцу. – Если я не плачу за купленное, значит у меня нет денег, и с ним, думаю, то же самое. Без сомнения, все в порядке, но я не вижу, для чего отдавать ему поместье, пока он не заплатил.

– Разумеется, все в порядке, – ответил отец. – Ты думаешь, будто все понимаешь, а на самом деле не понимаешь ничего.

– Не спорю, я олух и ничего в этом не понимаю, – сказал Долли. – Но Скеркум понимает. И если человек глупый, ему нужно нанять умного, чтобы тот делал его дела.

– Ты разоришь и себя, и меня, если обратишься к этому пройдохе. Почему ты не можешь довериться мистеру Байдевайлу? Слоу и Байдевайл – наши семейные адвокаты уже целый век.

Долли отпустил неучтивое замечание о семейных адвокатах и ушел.

Отец знал сына и понимал, что тот пошел к Скеркуму. Ему ничего не оставалось, кроме как в меру сил торопить Мельмотта с деньгами. Он написал финансисту робкое письмо – без всякого результата, а в следующую пятницу сам пошел в Сити, где, как читатель уже знает, к своей досаде, лишь зря потерял время.

Скеркум был для Байдевайлов гвоздем в ботинке. Мистер Слоу отошел к праотцам, но для трех оставшихся в конторе Байдевайлов – отца и двух сыновей – Скеркум был занозой, бельмом в глазу, докучным оводом, любимой мозолью и скелетом в шкафу. Они знали Скеркума не только в связи с мистером Лонгстаффом. Байдевайлы гордились, что ведут дела с чинной скрупулезностью. В их конторе сложилось правило, что делать быстро – значит делать плохо. Они не спешили получить деньги и от клиентов ждали такого же терпения. Скеркум был их прямой противоположностью. Без всяких предшественников, без партнеров (и без капитала, можем добавить мы) он открыл контору на Феттер-лейн и здесь заработал себе репутацию человека, который устраивает дела невиданным прежде образом. О нем говорили, что он в целом честен, хотя, надо признать, среди Байдевайлов юридической профессии слава о нем шла дурная. Он проворачивал сомнительные дела и без колебаний брался защищать интересы сыновей против отцов. Не раз он просчитывал молодому наследнику стоимость его доли в собственности относительно отцовской и вошел в конфликт со многими семейными Байдевайлами. За ним пристально наблюдали. Кое-кто хотел бы раздавить это назойливое насекомое, но пока его не раздавили, и у старших сыновей он пользовался большим успехом. Года три назад его порекомендовал Долли Лонгстаффу друг, много лет воевавший с отцом, и Скеркум очень помог Долли.

Это был человечек неприятной внешности, лет под сорок. Он всегда носил светлый крахмальный галстук, старый сюртук, заношенный цветной жилет, светлые брюки, отличавшиеся от жилета оттенком, и туфли (обычно грязные) с гетрами. У него были светлые волосы, светлые баки, грубые черты, широкий нос, большой рот и голубые глаза. Трудно вообразить человека, менее похожего на обычного Байдевайла, и надо признать, несмотря на почтенную профессию, джентльменом Скеркум не выглядел. Действовал он очень быстро, всю юридическую работу выполнял сам, оставляя трем-четырем младшим клеркам обязанности немногим сложнее писарских. Он почти никогда не бывал в конторе по субботам, и многие враги говорили, что он еврей. Чего только враги не скажут о ненавистном конкуренте! Мистеру Скеркуму, впрочем, слухи эти скорее нравились, и он их не опровергал. Знавшие его близко утверждали, что он держит лошадь в Эссексе и охотится там по субботам, а в летние месяцы еще и занимается садом; и еще они говорили, что субботний отдых он наверстывает усердной работой в воскресенье. Таким был мистер Скеркум – в некотором роде знак меняющихся времен.

Он сидел за столом, беспорядочно заваленным бумагами, на вращающемся стуле. Стол стоял у стены, и, когда входил посетитель, Скеркум резким движением поворачивался, вытягивал ноги в грязных туфлях, откидывался назад и засовывал руки в карманы. В такой позе он выслушивал рассказ клиента, почти не перебивая. Именно по его совету Долли затребовал свою долю от продажи Пикеринга, чтобы выкупить собственное имение. Теперь поверенный слушал, как Долли говорит про задержку с выплатой.

– Мельмотт в Пикеринге? – спросил он.

Долли сообщил, что работники великого финансиста уже снесли половину дома.

Скеркум выслушал и сказал, что все выяснит. Он спросил Долли, каким именно образом тот одобрил передачу документов на владение. Долли объявил, что дал разрешение на продажу, но не на передачу документов. Отец какое-то время назад предложил ему на подпись письмо, составленное в конторе мистера Байдевайла. Долли, по собственным словам, отказался его даже читать и уж точно не подписывал. Скеркум пообещал разобраться и с этим, после чего поклоном выпроводил Долли из конторы.

«Ему что-то подсунули на подпись, когда он был пьян, – сказал себе мистер Скеркум, немного знавший привычки своего клиента. – Интересно кто – отец, старый Байдевайл или сам Мельмотт?» Мистер Скеркум склонен был полагать, что Байдевайл бы так не поступил, у Мельмотта не было возможности, так что остается только отец. «Хотя на старого напыщенного осла это не похоже», – продолжал мистер Скеркум свой монолог. Тем не менее он взялся за дело и принялся донимать очень респектабельных клерков мистера Байдевайла – людей, которые считали себя много выше мистера Скеркума.

Тем временем поползли слухи о подлоге, в котором обвиняли мистера Мельмотта. О том, в чем именно состоял подлог, говорили разное; упоминали в том числе подделанную подпись. Многие были убеждены (или почти убеждены), что Пикеринг приобретен нечестным путем, что имело место какое-то грандиозное мошенничество. В этой связи говорили – некоторые как о безусловном факте, – что поместье уже заложено мистером Мельмоттом на всю стоимость. В такой сделке не было ничего предосудительного, но, поскольку Мельмотт покупал Пикеринг для