Шрифт:
Закладка:
– Какие люди у вас собрались, мистер Мельмотт, – сказала дама, глядя на монарший стол.
– О да, мэм. Его величество император любезно сообщил, что очень признателен.
Даже если бы император и впрямь такое сказал, никто, глядя на него, не поверил бы этим словам.
– Скажите мне, мистер Боклерк, почему не пришли другие джентльмены? – продолжал Мельмотт. – Это выглядит странным.
– А, вы про Киллигрю?
– Да. Про мистера Киллигрю, сэра Дэвида Босса и всех остальных. Я особо настаивал, чтобы они пришли. Сказал, что обеда не будет, если они не получат приглашения. Прием хотели сделать правительственным, но я сказал «нет». Я потребовал, чтобы пригласили вождей нашей партии, а теперь их не вижу. Я знаю, что им отправили билеты, и, клянусь Богом, все письменно ответили, что придут.
– Полагаю, некоторые приглашены в другие дома, – сказал мистер Боклерк.
– В другие дома! Слыханное ли дело принять приглашение в один дом и пойти в другой? И если так, отчего они не прислали записки с извинениями? Нет, мистер Боклерк, так не бывает.
– Я, во всяком случае, здесь, – сказал мистер Боклерк, в точности как недавно Тодд.
– О да, вы здесь. Но что происходит, мистер Боклерк? Что-то случилось, и вы наверняка знаете, в чем дело.
Тут мистер Боклерк понял, что Мельмотт еще не знает о вскрывшихся злоупотреблениях.
– Это как-то связано с завтрашними выборами? – настаивал Мельмотт.
– Трудно сказать, что движет людьми, – ответил мистер Боклерк.
– Если вы что-нибудь знаете, думаю, вы должны со мной поделиться.
– Я знаю одно: завтра выборы. Нам с вами ничего больше делать не надо, только ждать результатов.
– Что ж, полагаю, все в порядке, – сказал Мельмотт, вставая и возвращаясь на свое место.
И все же он знал, что это не так. Не приди лишь товарищи по партии, объяснение могло бы заключаться в каком-нибудь политическом вопросе, близко его не затрагивающем. Однако не пришли лорд-мэр и сэр Грегори Грайб! Вот это и впрямь удар. Весь следующий час император торжественно сидел за столом, затем, по данному кем-то сигналу, удалился. Дамы уже полчаса как покинули зал. По программе августейшие гости должны были вернуться в отдельное помещение, где им подадут кофе. Предполагалось, что они поднимутся по лестнице на глазах у собравшейся к этому времени толпы и останутся наверху столько, чтобы гости могли потом хвастаться вечером, проведенным в обществе императора, принца и принцесс. Пока все шло как по маслу. В половине десятого императора провели по лестнице, и он полчаса с ужасающим бесстрастием восседал в приготовленном для него кресле. Ах, если бы можно было узнать, что творилось в это время у него в голове!
Когда гостей увели наверх, Мельмотт вернулся в банкетный зал, прошел по коридору и наконец разыскал Майлза Грендолла.
– Майлз, – сказал он, – объясните, что за чехарда.
– Какая чехарда? – спросил Майлз.
– Что-то не так, и вы про это знаете. Почему люди не пришли?
Майлз стоял с виноватым лицом, даже не пытаясь отрицать свою осведомленность.
– Выкладывайте же.
Майлз, глядя в пол, пробормотал что-то невразумительное.
– Это из-за выборов?
– Нет, – ответил Майлз.
– Так из-за чего?
– В Сити сегодня что-то разнюхали – насчет Пикеринга.
– Вот как? И что насчет Пикеринга? Говорите же! Мне совершенно безразлично, что про меня врут.
– Говорят, что-то… подделано. Документы на владение, если не ошибаюсь.
– Документы на владение! Я их подделал. Что ж, отличное начало. И лорд-мэр не пришел, оттого что услышал такую сплетню! Ладно, Майлз, я все понял.
И Великий Делец поднялся в свою гостиную.
Глава LX. Жених мисс Лонгстафф
За несколько дней до только что описанных событий мисс Лонгстафф сидела в малой гостиной леди Монограм и обсуждала условия, на которых та получит два билета на вечерний прием (в карточках для лиц, которых мадам Мельмотт имеет честь пригласить на встречу с императором и принцами, места для имен были оставлены пустыми), а мисс Лонгстафф проведет два или три дня у своей дорогой подруги леди Монограм. Обе дамы старались отдать как можно меньше и получить как можно больше, и торг шел, как при всякой купле-продаже. Разумеется, договорились, что леди Монограм получит два билета – для себя и для мужа; билеты эти котировались тогда очень высоко. За эту ценную услугу леди Монограм должна была сопровождать мисс Лонгстафф на вечере мадам Мельмотт, три дня принимать ее у себя и дать за это время один званый вечер, дабы свет увидел, что у мисс Лонгстафф есть в Лондоне друзья помимо Мельмоттов. В ту пору мисс Лонгстафф полагала, что вправе вести себя так, будто продешевила. Мельмоттовы билеты как раз были на пике котировок. Чуть позже они упали, а к десяти вечера в день приема не стоили уже ничего. Однако в то время, о котором идет речь, вокруг них был ажиотаж. Леди Монограм уже получила два билета – они лежали у нее в столе, но, как часто бывает, продающая сторона считала, что условленная плата чересчур мала и надо бы накинуть.
– А что до этого, моя дорогая, – говорила мисс Лонгстафф (с тех пор как акции Мельмотта пошли вверх, она отчасти вернулась к прежним манерам), – я не понимаю, о чем ты говоришь. Леди Джулию Гольдшейнер принимают везде, а ее тесть – младший партнер мистер Брегерта.
– Леди Джулия – это леди Джулия, моя дорогая, а молодой мистер Гольдшейнер сумел в каком-то смысле войти в общество. Он охотится, и Дамаск говорит, он один из лучших стрелков в Херлингеме. Старого мистера Гольдшейнера я никогда в гостях не встречала.
– А я встречала.
– Неудивительно. Мистер Мельмотт, разумеется, принимает всех дельцов из Сити. Сэр Дамаск не одобрит, если я приглашу мистера Брегерта к нам.
Леди Монограм устраивала званые вечера и приглашала гостей, не спрашивая сэра Дамаска (у того был собственный дружеский круг), но очень ловко ссылалась на мужа, если желала кому-нибудь отказать. Некоторым она сумела внушить, что сэр Дамаск чрезвычайно разборчив в выборе тех, кто посещает