и уверенности, которая оправдала бы такое изменение императорских планов, ни у кого не было. Однако многие были смущены и опечалены. Что будут говорить, если радушного хозяина арестуют сразу после того, как восточный монарх покинет его жилище? Что Брат Солнца будет думать о банкете, который почтил своим присутствием? Как газеты Нью-Йорка, Вены и Парижа расскажут о том, что человека, изгнанного из Соединенных Штатов, Австрии и Франции, сочли достойнейшим представителем британской коммерции? Некоторые в палате считали, что худшего позора еще можно избежать и обед следует «отложить». Глава оппозиции высказал свои сомнения премьер-министру.

– Это не более чем слухи, – ответил премьер-министр. – Я навел справки. Нет никаких оснований считать, что обвинения подтвердятся.

– Говорят, Сити в них верит.

– Я не могу действовать на основании слухов. Допускаю, что принц не сможет не поехать. И где мы будем, если завтра мистер Мельмотт сумеет доказать, что все это клевета, распущенная с целью повлиять на выборы в Вестминстере? Обед безусловно должен состояться.

– И вы сами пойдете?

– Всенепременно, – ответил премьер-министр. – И я надеюсь, вы меня морально поддержите.

Его политический противник с улыбкой объявил, что не бросит досточтимого друга в беде, но за своих товарищей по партии ручаться не может. Он признал, что вожди Консервативной партии очень сомневаются в Мельмотте. Возможно, некоторые из тех, кто получил приглашение, не захотят на таких условиях увидеться даже и с китайским императором.

– Им следует помнить, что там будет их собственный принц и что пустые места станут неуважением к нему.

– Сейчас я могу отвечать только за себя, – сказал глава оппозиции.

Тут даже премьер-министр всерьез призадумался, однако в подобных обстоятельствах премьер-министры могут лишь выбрать меньшее из двух зол. Повести императора на обед к мошеннику очень плохо, но отменить визит императора и принцев из-за ложного слуха – куда хуже.

Глава LIX. Обед

В жизни людей скромных и опасливых случается порой, что жестокие обстоятельства понуждают их выбрать ту или иную сторону, и непонятно, которая из них правильная, но ошибочный выбор точно станет позором. Именно в таком щекотливом положении оказались многие из тех, кому внезапно потребовалось решить, идти ли на обед к Мельмотту или отказаться от приглашения. У некоторых закрадывалось подозрение, что все слухи о подлоге – предвыборный трюк, чтобы мистер Альф завтра прошел в парламент. Безусловно, это был бы очень ловкий маневр, но на тех, кто из-за него не увидит императора и не поддержит принца, ляжет клеймо. Спросили жен, и выяснилось, что им все равно, жулик Мельмотт или нет. Будут ли император, принцы и принцессы? Вот единственный вопрос, который их занимал. Не важно, арестуют Мельмотта во время обеда или после, лишь бы они успели показать свои бриллианты в присутствии восточных и западных августейших особ. И все же какой выйдет конфуз, если хозяина дома в это самое время арестуют за банальный подлог! Главное было узнать, едут ли другие. Если сто человек или более из двухсот приглашенных не явятся, как ужасно будет положение явившихся! И что, если в последнюю минуту императора не привезут? Премьер-министр решил держать императора и принца в неведении о том, что Мельмотта в чем-то обвинили, однако сомневающиеся этого не знали. Времени выяснить что-либо у сведущих людей почти не было, и вопросы задавали с большим беспокойством. «Едет ли ваша светлость?» – спросил Лайонел Луптон герцогиню Стивенэйдж. Мистер Луптон ушел из палаты в шесть и отправился в парк – узнать мнение других приглашенных. Герцогиня, сестра лорда Альфреда, разумеется, собиралась ехать. «Я обычно держу свои обещания», – ответила герцогиня. Лорд Альфред меньше четверти часа назад заверил ее, что все дела Мельмотта кристально честны. Лорд Альфред даже не слышал о пересудах. В конечном счете и Лайонел Луптон, и Бошем Боклерк на обед явились. Мистер Мельмотт выделил им пригласительные билеты из собственного скромного запаса, и они сочли, что честь обязывает их идти. Из политических соратников кандидата явились только они, глава партии и еще один влиятельный консерватор. Действующие министры пришли по долгу службы, но члены оппозиции своим приходом поддержали бы Мельмотта и как человека, и как политика, а они стыдились его в обоих этих качествах.

Вступая с женой и дочерью в дверь собственного дома, Мельмотт еще ничего не знал. Невозможно вообразить, чтобы человек, занятый такими опасными денежными делами, не ведал подозрений и тревог. Те, чьи плечи не привыкли к подобной ноше, дивятся, что ее можно снести, как дивятся силе кузнеца те, кто никогда не держал в руках молот. Уж верно, он каждую минуту трясется от страха! Впрочем, о конкретной опасности, нависшей над ним в эту минуту, Мельмотт не подозревал и не догадывался, что его сегодняшнему приему что-либо грозит. Он поместил жену в гостиную, а сам занял позицию у входа и расставил вокруг ближайших приспешников – в том числе двух Грендоллов, молодого Ниддердейла и мистера Когенлупа – с приятным сознанием собственного величия. Ниддердейл был в парламенте и слышал тамошние разговоры, но решил пока не дезертировать. Когенлуп тоже приехал из парламента, где с ним никто не разговаривал. Последние две недели он был страшно напуган, однако еще не отважился пуститься в бега – да и где он нашел бы убежище? Он не только многое слышал, но и знал многое, так что предстоящий обед нисколько его не радовал. В вестибюле Майлз успел шепнуть отцу роковые слова. «Ты же слышал, да?» – шепотом спросил Майлз. Лорд Альфред, помнящий вопрос сестры, чуть не побледнел, но заявил, что ничего не слышал. «В Сити пошли разговоры. Говорят про подлог и еще бог весть что. Лорд-мэр не придет». Лорд Альфред промолчал. Его жизненная философия гласила, что неприятностям надо предоставить улаживаться самим. Однако на душе у него было невесело.

Высочайшие гости приехали минута в минуту – и в полном составе. Несчастный император – а человека, вынужденного исполнять такие обязанности, справедливо будет назвать несчастным – с ужасающей величавостью прошествовал в комнату на первом этаже, откуда его и других монарших особ должны были провести в банкетный зал. Мельмотт склонился до полу и, пятясь, показал императору дорогу; тот, вероятно, решил, что это некий придворный церемониймейстер, которому для такого случая поручили ходить задом. Принцы пожали хозяину руку, принцессы сделали изящный реверанс. До королевского дворца еще никакие слухи не доползли. Помимо августейших лиц, в комнату на первом этаже допустили лишь немногих избранных – премьер-министра, одного архиепископа, двух герцогинь и бывшего губернатора Индии, которого император должен