Шрифт:
Закладка:
Должно быть, он видел ее много раз, прежде чем она предстала перед ним на портрете, ведь она порхала по двору, не давая покоя сплетникам своими флиртами и дерзкой враждебностью к королеве. На его первой датированной фотографии она изображена в полный рост, ее резкие, тонкие черты лица окутаны массой черных волос, ее правая рука указывает на что-то на земле; приглядевшись, мы ясно читаем надпись: «A la duquesa de Alba Fco de Goya 1795»;105 Здесь есть намек на уже сложившуюся дружбу. Это не один из шедевров Гойи. Гораздо лучше портрет, написанный им в этом же году, Франсиско Байеу, который только что скончался. В ноябре Гойя сменил его на посту директора школы живописи в Академии.
Герцог Альба умер в июне 1796 года. Герцогиня удалилась на короткий период траура в свое загородное поместье Санлукар, расположенное между Севильей и Кадисом. Нет уверенности в том, что Гойя сопровождал ее; мы знаем только, что он отсутствовал в Мадриде с октября 1796 года по апрель 1797 года и что он записал в двух тетрадях некоторые из вещей, которые он видел в Санлукаре. На большинстве рисунков изображена герцогиня: она принимает гостей, гладит свою негритянку, рвет на себе волосы в ярости, принимает сиесту (в то время как горничная убирает камерный сосуд),106 падает в обморок на прогулке или флиртует с тем или иным соперником Гойи за ее ласковые руки. Наброски показывают его растущую ревность, а также изображают другую женщину — выходящую обнаженной из ванны, лежащую полуодетой на кровати или поправляющую подвязку на стройной ноге; возможно, Гойя, как и герцогиня, предавался любовным утехам по касательной. И все же, вероятно, именно в Санлукаре он написал свою самую гордую картину, изображающую ее107-В черно-желтом костюме, с алым и золотым поясом на талии и черной мантильей на голове; на ее правой руке (сама по себе шедевр живописи) два кольца, одно с именем «Альба», другое «Гойя»; ее указательный палец указывает на его имя и дату 1797, выведенную на песчаной почве у ее ног. Он всегда отказывался продавать этот портрет.
К тому времени, когда Гойя вернулся в Мадрид, цветение романтики сошло на нет. Некоторые из его рисунков «Капричо» (1797?) обвиняют ее в бесцеремонной отдаче себя непристойному количеству мужчин. Годой обвинил ее в соблазнении военного министра и написал королеве, что «Альба и все ее сторонники должны быть похоронены в огромной яме».108 Когда герцогиня умерла (23 июля 1803 года) в возрасте сорока лет, в Мадриде сплетничали, что она была отравлена. Ей сочувствовали, поскольку большую часть своего огромного состояния она оставила слугам; кроме того, она завещала аннуитет в размере 3600 реалов сыну Гойи Хавьеру. Король приказал провести расследование ее смерти и назначил Годоя его главой. Врач и некоторые слуги герцогини были заключены в тюрьму, завещание аннулировано, слуги лишены наследства, а королева вскоре стала носить самые красивые драгоценности Альбы.109
3. ЗенитВ 1797 году Гойя покинул пост директора Академии живописи. Теперь он был слишком занят, чтобы преподавать. В 1798 году он был выбран для оформления купола и тимпанов церкви Сан-Антонио-де-ла-Флорида; и хотя он беспокоил духовенство, наделяя своих ангелов сладострастными конечностями, почти все согласились с тем, что он перенес в эти святые помещения в порыве вдохновения жизнь и кровь мадридских улиц. 31 октября 1799 года он был назначен «Первым придворным художником» с окладом в пятьдесят тысяч реалов в год. В 1800 году он создал самую знаменитую из всех своих картин: Карл IV и его семья 110-безжалостное разоблачение королевской имбецильности; мы содрогаемся при мысли о том, как выглядело бы это собрание распухших тел и чахлых душ без их гламурного ореола — виртуозного сияния, редко превзойденного в истории искусства. Нам говорят, что жертвы выразили полное удовлетворение работой.111
В одном из углов этой картины Гойя написал себя. Мы должны простить эгоизм его многочисленных автопортретов; некоторые из них, несомненно, были экспериментальными исследованиями, сделанными с зеркалом, как актер отрабатывает выражение лица перед стеклом; и два из них великолепны. На лучшей из них (пластина 1 из «Капричос») он изображен в пятьдесят лет, глухой, но гордый, с драчливым подбородком, чувственными губами, огромным носом, хитрыми и угрюмыми глазами, черными волосами, растущими над ушами и почти до подбородка, и, в довершение всего, роскошной шелковой шляпой, возвышающейся над его массивной головой, как вызов всем удачливым вельможам мира. Девятнадцать лет спустя, пережив революцию, он отбросил шляпу, распахнул рубашку у шеи и предстал в более приветливом настроении, все еще гордый, но слишком уверенный в себе, чтобы опускаться до вызовов.112
Портреты были его сильной стороной. Хотя его современники знали, что он не станет им льстить, они охотно подчинялись приговору искусства, которое, как они надеялись, пронесет их, славу или позор, через века. Мы знаем о трехстах дворянах и восьмидесяти восьми членах королевской семьи, которые работали у него; двести из этих портретов сохранились. Один из лучших — Фердинанд Гиллемарде, французский посол; он был привезен в Париж заказчиком, приобретен Лувром в 1865 году и сыграл важную роль в росте славы Гойи во Франции. Среди детских картин Гойи лучшей является картина «Дон Мануэль Осорио де Суньига», хранящаяся сейчас в Метрополитен-музее в Нью-Йорке; здесь Гойя сравнялся с Веласкесом. Он снова соперничал с Веласкесом в своей галерее женщин, начиная с таких пугал, как инфанта Мария Хосефа, и заканчивая «восхитительной» сеньорой Гарсией. 113 и стареющей актрисы Ла Тирана 114-Красота исчезает, но на смену ей приходит характер.
Наиболее полно среди женщин Гойи раскрывается дерзкая маха, которая около 1798 года позировала без украшений для «Махи
