Шрифт:
Закладка:
В это процветание вторгся спирохет. Нам неизвестно происхождение сифилиса Гойи; мы знаем, что он серьезно заболел в апреле 1777 года.93 Он постепенно выздоравливал, но мы можем подозревать, что болезнь оказала влияние на пессимизм в его творчестве, возможно, на потерю слуха в 1793 году. В 1778 году он был достаточно здоров, чтобы принять участие в проекте Карла III по распространению за границей с помощью гравюр сокровищ испанского искусства. Для этой цели Гойя сделал копии восемнадцати картин Веласкеса; с этих копий он делал офорты; это было новое для него умение, и его резец некоторое время был неуверенным и грубым; но с этого начала он стал одним из величайших гравёров после Рембрандта. Ему было разрешено лично представлять свои копии королю, а в 1780 году он был зачислен в число придворных художников. Теперь, наконец, он был принят в Академию. Около 1785 года он сделал свой знаменитый портрет Карла III, изобразив его в охотничьем костюме, одетым для убийства, но постаревшим, изможденным, беззубым, согбенным; здесь, как обычно, Гойя пожертвовал благосклонностью к истине.
После смерти отца Гойя перевез свою мать и брата Камило жить вместе с ним, Хосефой и детьми. Чтобы поддержать расширившееся семейство, он принимал различные заказы: писал фрески в церкви Сан-Франциско-эль-Гранде, набожные картины для колледжа Калатравы в Саламанке, жанровые сцены для загородного дома герцога Осуны; а также исполнял портреты как наиболее прибыльную отрасль своей профессии. Он сделал несколько портретов Осуны;94 один — герцога и его семью — детей, чопорных, как доллары; и портрет герцогини Осуны в три четверти длины.95- чудо масла, превращенного в шелк и кружева.
Возможно, Гойя был счастлив в 1784 году. В тот год родился Хавьер, единственный из его детей, который пережил его. Фрески в Сан-Франсиско-эль-Гранде были торжественно открыты, и их назвали лучшей живописью той эпохи; король и все придворные присутствовали и присоединились к похвалам. Около 1787 года Гойя написал портрет маркизы де Понтехос, который сейчас является одним из призов Национальной галереи в Вашингтоне. Через год он вернулся к природе в картине «Прадера де Сан-Исидро 96-поле, переполненное любителями пикников, которые отмечают праздник великого мадридского покровителя: едут, гуляют, сидят, едят, пьют, поют, танцуют на травянистых берегах Мансанареса. Это всего лишь набросок, но это уже шедевр.
Когда умер Карл (1788), Гойе шел сорок третий год, и он считал себя старым. В декабре предыдущего года он писал Сапатеру: «Я постарел, на моем лице столько морщин, что меня уже не узнать, если бы не мой плоский нос и запавшие глаза».97 Он вряд ли мог предвидеть, что в запасе у него еще сорок лет жизни и что в будущем его ждут самые смелые приключения и самая выдающаяся работа. Он развивался медленно; теперь романтика и революция должны были заставить его ускорить темп или погрузиться под воду. Он поднимался вместе с событиями и стал величайшим художником своего времени.
2. РомантикаВ 1789 году он был занят созданием портретов новых короля и королевы для их официального въезда в Мадрид 21 сентября. Фелипе, старший сын Карла III, был отстранен от наследования как имбецил; корона перешла ко второму сыну, которого несимпатичный историк назвал лишь «полуимбецилом».98 Карл IV был простым и ничего не подозревающим, и настолько хорошим, что почти приглашал к злодеяниям. Считая себя, как второго сына, исключенным из наследства, он вел жизнь, состоявшую из охоты, еды и воспитания детей. Теперь, упитанный и податливый, он безропотно подчинялся своей жене, Марии Луизе Пармской; он игнорировал или не знал о ее изменах и выдвинул ее любовника, Мануэля де Годоя, на пост главы министерства (1792–97).
Новая королева еще до своего восшествия на престол выступала с либеральными идеями, и Карл IV в первый год своего правления поощрял Флоридабланку, Ховельяноса и Кампоманеса (всех их изобразил Гойя) продолжать их программу реформ. Но падение Бастилии напугало Карла IV и Флоридабланку и вызвало политическую реакцию, которая вернула правительство к полному сотрудничеству с церковью как сильнейшим оплотом монархии. Многие прогрессивные меры, принятые при Карле III, были отменены; инквизиция вернула себе часть своих полномочий; ввоз французской литературы был прекращен; все газеты, кроме официальной Diario de Madrid, были подавлены; Ховельянос, Кампоманес и Аранда были изгнаны от двора. Народ ликовал, радуясь торжеству своей заветной веры. В 1793 году Испания вступила в войну монархических держав против революционной Франции.
На фоне этих потрясений Гойя процветал. В апреле 1789 года он получил должность pintor de cámara — живописца при палате. Когда Хосефа заболела и врач прописал ей морской воздух, Гойя отвез ее в Валенсию (1790), где его прославили как нового Веласкеса Испании. Судя по всему, он был востребован из одного конца Испании в другой, так как в 1792 году мы находим его в Кадисе в качестве гостя Себастьяна Мартинеса. На обратном пути, в Севилье, его настигло головокружение и частичный паралич; он вернулся к своему другу в Кадис и долго лечился.
Что это была за болезнь? Байеу говорил о ней неопределенно, как о «самой ужасной», и сомневался, что Гойя когда-нибудь поправится.99 Верный друг Гойи Сапатер писал в марте 1793 года: «Гойя дошел до этого состояния из-за недостатка размышлений, но его следует пожалеть со всей жалостью, которой требует его недуг».100 Многие студенты интерпретировали болезнь как последствие сифилиса,101 но новейший медицинский анализ отвергает эту точку зрения и диагностирует ее как воспаление нервов в лабиринте уха.102 Какова бы ни была причина, Гойя, вернувшись в Мадрид в июле 1793 года, оглох и оставался таким до самой смерти. В феврале 1794 года Ховельянос отметил в своем дневнике: «Я написал Гойе, который ответил, что в результате апоплексии он не в состоянии даже писать».103 Но паралич постепенно прошел, и к 1795 году Гойя был достаточно силен, чтобы влюбиться.
Тереза Кайетана Мария дель Пилар была тринадцатой герцогиней из знаменитого рода Альба. Поскольку ее отец впитал французскую философию, она была воспитана в духе либертарианства, а образование дало ей живой интеллект и недисциплинированную волю. В тринадцать лет она вышла замуж