в ходе своей разведывательной работы к северу от Замбези. Я снова предложил ему продолжить визуальную разведку, чтобы постоянно обновлять информацию и обеспечивать его дневной радиосвязью с его войсками. Брайан не согласился с этой идеей. Он продолжал настаивать на том, что, за исключением чрезвычайных ситуаций, районы операций SAS должны быть свободны от какой-либо воздушной активности. Вопреки мнению Брайана Робинсона, мое мнение заключалось в том, что самолеты для визуальной разведки должны быть постоянным объектом наблюдения во всем регионе Tete , как внутри, так и за пределами районов операций SAS. Я утверждал, что было важно обеспечить SAS свежими разведданными для планирования, тем самым сэкономив длительные наземные разведки для поиска наилучших мест для наблюдения, засады или атаки.

В последующие месяцы я собирал информацию о гражданских местах, маршрутах и лагерях террористов, охватывающих большие территории за пределами тех, на которых действовала SAS. Когда операции SAS переключились на районы, которые я охватил целых шесть недель назад, Брайан сообщил, что моя информация, хотя и верная, устарела. Неудивительно, что люди на земле проигнорировали большую часть разведданных воздушной разведки, которые были с таким трудом собраны. Но кое-что они помогли прояснить, это то, что я был точен в своей оценке баз террористов, в отличие от гражданских лагерей. Что помогло мне различить эти места, которые выглядели почти одинаково с высоты, так это дорожки для женских туалетов, ведущие из гражданских районов.

Я был настолько разочарован отношением Брайана Робинсона, что выбрал контролируемые с воздуха удары по новым базам террористов. Военно-воздушные силы никогда не ожидали успехов, которые могли бы быть достигнуты чисто наземной атакой SAS или теми, которые включают авиаудары совместно с SAS. Тем не менее, мы знали, что удары FAC деморализуют и разрушат ФРЕЛИМО и ЗАНЛУ в районах, не охваченных SAS. Слишком во многих отношениях наши военно-воздушные силы были вынуждены действовать независимо, подобно португальцам, которых мы так сильно критиковали, — но были и преимущества, которых следовало добиться. Я продолжил разведку к северу от Замбези, всегда держась подальше от SAS и не торопясь, прежде чем вызывать реактивные удары. Как только они начались, мы разработали процедуры, которые требовали тесного понимания и сотрудничества. Потребовалось несколько звонков, прежде чем авиаудары, контролируемые FAC, стали отточенной рутиной.

Как упоминалось ранее, реактивные удары в непосредственную поддержку предыдущих операций SAS были очень случайными, которые со временем немного улучшились. Для людей на земле, особенно на равнинной местности, были значительные трудности в определении точной точки реактивного удара, потому что кустарник и пересеченная местность обычно отделяли местоположение GAC от цели. Это означало, что поправки должны были оцениваться по звуку взрывающегося оружия или по пыли, поднимающейся над кустарником через несколько секунд после каждого удара. FAC не испытывал этих трудностей.

Стоимость боевых ударов по базам террористов, естественно, была намного выше, чем при обычной тренировке с применением оружия, но обычная тренировка проводилась на полигоне, который был хорошо знаком каждому пилоту и штурману. В отличие от вызовов к живым целям, обычная тренировка не требовала поспешного планирования навигации или отсчета времени за доли секунды, необходимого для координации быстрых реактивных самолетов с тихоходным самолетом FAC.

Идеальное время для максимальной внезапности, сопровождаемое ловким и точным размещением оружия, были необходимыми составляющими, учитывая скорость, с которой террористы могли убегать со своих баз. Ценность, которую приобрели экипажи реактивных самолетов, совершавшие полеты навстречу КВС в отдаленных районах для нанесения ударов по невиданным ранее целям, была огромной, и это хорошо подготовило нас к будущему.

С привязкой к сетке каждой цели я также указал IP (начальную точку) и точное время моего удара маркером. Реактивные самолеты планировали лететь прямо к ИС — четко определяемому объекту вне зоны видимости и слышимости самой цели. Командиры соединений определили курс и точное время полета от ИС к цели таким образом, чтобы нанести удар не более чем на три секунды позже моих целевых маркеров. У меня тоже была бы точка ИС, из которой я мог бы двигаться по орбитам к цели.

"Канберрас" не мог нанести ни по чему такой быстрый удар, как истребители-бомбардировщики, потому что бомбардировщику требовалось время, чтобы передать своему пилоту поправки к курсу, что требовало довольно большой дистанции в момент наведения, поэтому они никогда не использовались в одиночку для борьбы с быстролетящими целями. В дополнение к длительной обкатке, время полета бомб превышало 10 секунд, а время оседания шрапнели ограничивалось после Канберры длительными интервалами между отдельными ударами. Следовательно, охотники или Вампиры обычно предшествовали Канберре. Удары, инициированные Канберрасом, за которыми следовали истребители-бомбардировщики, стали обычным явлением в последующие годы, когда бомбардировщики совершали свои атаки в строю. Однако большинство ранних работ FAC проводились только с охотниками — обычно вчетвером.

Когда ведущий пилот регистрировался примерно за пять минут до достижения IP-адреса, мы синхронизировали часы и подтверждали индивидуальное время прохождения от IP-адреса до цели. Мне сказали бы, какое оружие перевозилось и в какой последовательности оно должно было быть доставлено. Это дало бы возможность подсказать, как оружие должно быть распределено на линии атаки относительно моих маркеров целей.

Лидеры формирования обычно планировали прибыть на IP с запасом в целых три минуты. Это было полезно, поскольку позволило мне медленно заходить на мой собственный IP-адрес по серии орбит, которые противник на земле признал моей обычной схемой полета. Даже когда поршневой самолет находится вне поля зрения, звук указывает, летит ли он по прямой или по орбите. На орбите звук меняется от самой высокой частоты при приближении к самой низкой частоте при удалении. Из соображений внезапности мне нужно было убедиться, что это продолжалось вплоть до того момента, когда я развернулся, чтобы выстрелить своими маркерами.

Для охотников, преодолевающих землю со скоростью семь морских миль в минуту, или Вампиров и Канберр со скоростью пять морских миль в минуту, изменения скорости ветра редко влияли на их время более чем на доли секунды. Однако те же условия могли иметь огромное значение для медленного троянца, вот почему мой собственный IP всегда был относительно близок к цели.

Поскольку было важно засечь взрыв вовремя, я спланировал свою конечную линию орбиты так, чтобы она была как можно дальше от линии реактивной атаки. Таким образом, я мог вносить коррективы в ответ на призывы лидера удара. Если бы я опаздывал, я мог бы развернуться пораньше, а если бежал пораньше, то повернул бы поздно. Были и другие важные причины находиться на стороне,