восемнадцатилепестковым чёрным лотосом.

На принцессе были белые с золотой каймой по широким пластинам доспехи, бросавшие невыносимый блик, когда на них попадали прямые лучи света, и желтые шаровары — в цвет её волос. Она сняла шлем, как и монах, и одновременно с ним убрала волосы под тугую белую повязку.

Ковай начал первым — его шест-дубина вкопался на целый сяку в промерзший грунт круга. Кадомацу перепрыгнула его ещё на половине замаха, оставив на земле свою обувь, красиво перевернулась в воздухе и приземлилась в низкую стойку. Ну, это была только проверка сил…

Ещё удар! — она проскользнула под дубиной (босиком-то и маленькая, она теряла ещё полголовы роста!), близко-близко провернулось необъятное брюхо монаха — но он, наступив ногой, прижал лезвие меча к земле, и не дал ударить.

Девушка, продолжая движение, упала на шпагат, крутанулась вокруг зажатой руки, вышла в стойку на кулаке и ловко отхлестала великана обеими ногами по щекам. Раздался всеобщий возглас одобрения — действительно, красивый приём.

Принцесса, почти незаметно, подхватила с холодной земли меч — он лёг в ладонь обратным хватом, и сама кинулась в атаку — удар! — монах подставил оружие, «Сосновая ветка», прижавшись к предплечью, скользнула дальше, осыпав обоих снопом искр. Ещё удар! — нет, скорее отбив, потому что Ковай в тот же момент коротко, с потягом, словно мечом, рубанул своей восьмигранной дубиной, и дочь императора, вместо удара наотмашь, выполнила отбив наружу. Зато ударила по-настоящему, свободной рукой — но её противник всё-таки защитился, не так-то просто раздавать затрещины, пытаясь удержать тоненьким лезвием тяжеленную дубину!

Кадомацу схватилась за подставленное оружие, и обеими ногами, по-петушиному, пнула Ковая в поддых. (мужчины сзади разразились криками восхищения, Сакагучи что-то нечленораздельно рявкнул). Он сбился с дыхания, а она, не давая восстановится, распахнула крылья и обдала монаха вихрем снежинок и пыли. Тот зажмурился, и вслепую так крутанул дубиною с вцепившейся демонессой, что та грянулась о землю, словно цеп при обмолоте риса. Он одной рукой вырвал тяжелое оружие из захвата, потирая другой слезящийся глаз, размахнулся, — и обрушил восьмигранный шест на лежащую соперницу… К чести его сказать — в последний момент воинственный служитель Будды сдержал свой удар, да и принцесса постаралась увернуться — но всё равно, холодный тупой металл прижал её крыло к земле намертво.

Дьяволица попыталась встать — боль в плече швырнула её обратно, но сразу же, ещё падая, она пнула в подмышку толстяка, тот выронил оружие — оно, падая, больно ударило по локтю крыла. Метеа этого даже не заметила, а, подскочив, ногой в прыжке отбила удар кулака, и, подбросив себя ударом крыльев, по инерции прилетела сгибом колена до плеча, и роскошным задом влетела ему в лицо. Монах (как и сама принцесса) не ожидал такой атаки, и еле успев распахнуть крылья, повалился навзничь, а потерявшая преграду девушку села пятой точкой ему на живот. Воспользовавшись положением, Мацуко прижала радостно сверкнувшую «Сосновую ветку» к его горлу нежной рукой.

— Побеждён! — признался силач. Круг зрителей разразился шумными рукоплесканиями.

Под общие крики поздравления монах поднялся с нею на руках (в руках гиганта зелёноглазая принцесса показалась сущей девчонкой — такой бы в куклы играть, а не на войне себя калечить!), и как мог, вежливо поклонился, держа её над землёй. Мацуко ответила ему так же — насколько было можно поклониться, когда тебя держат на руках и не отпускают.

— Святой отец, не соблаговолите ли вы… поставить меня на планету, и переговорить со мной наедине? — спросила она, стараясь сохранить достоинство, убирая меч в ножны.

— А что госпожа желает? — спросил он шепотом, но на планету так и не поставил.

Господин Сакагучи за его спиной недовольно сложил руки на груди.

— Огромное спасибо, госпожа! — прервал их глас полковника: — Теперь, значит, наш полк может отправить этих неудачников чистить нужники⁈

Кадомацу приподняла брови, поудобнее разместившись на мягких руках Ковая:

— А знаете… я передумала… В конце концов, монах побеждён не вашим полком. И вообще. Давайте вы сегодня вместе с вашим соседом явитесь на заседание штаба, и отрапортуете, почему вы не справились с организацией элементарных удобство?

Полковник аж зашипел от неожиданности:

— Но, госпожа… вы же сами…

— Я просто немного размялась, — она пошевелила плечами и крыльями, пытаясь аккуратно выбраться из ладошки монаха. Потом ножкой, пытаясь нащупать землю: — В самом деле, зачем продолжать этот глупый спор, если о ваших проблемах уже известно командованию⁈

— Слушаюсь, Как пожелаете, — взгляд полковника угас, и он поклонился в знак согласия.

— Спасибо, госпожа! — сказал Брат Ковай. Однако на землю так и не поставил, а пошел следом за Сакагучи: — Командир бы меня со свету сжил, если бы узнал, что я проиграл нужник…

— Ну, во-первых, не сжил бы. Полковник Ито — не такой уж и зверь. А во-вторых — поставьте меня на землю! И где мой сапог⁈

Сапог ей дали, но на землю не поставили. Сакагучи прикрыл принцессу, распахнув крылья:

— Довольно опрометчиво брать на себя такую ответственность, — заметил он монаху: — Она, знаете ли, злопамятная.

— Да неужели ты заметил? — прокряхтела принцесса, обувшись: — Ну и что, господин старший хатамото, подходит он нам?

Тот смерил великана глазом оранжевой половины лица: — Силач-то нам всегда пригодится. Даже просто в вашу личную охрану, — он сделал торжественное лицо и обратился:

— Достопочтимый благородный сохэй, Её Высочество имеет честь пригласить вас для участия в вылазке в Цитадель. Под её командованием. Приказ не обсуждается.

— Господин Сакагучи! — возмутилась дочь императора, услышав, как ею распорядились, но тут её неожиданно поставили на поверхность планеты:

— Да я только буду счастлив залезть к чертям на сковородку под вашим командованием! — добродушно прогремел басом толстяк.

И почему это считают, что хорошие друзья случайно не попадаются по дороге⁈..

Хранитель традиций

…Самого Сакагучи ведь удалось уговорить не сразу. За несколько часов до встречи с Коваем, он вдруг совершенно неожиданно высказал своё несогласие с планом принцессы. Слабо сказать, что Кадомацу это поразило:

— Почему? — обиженно протянула она, и её зелёные глаза стали больше и глубже.

Хатамото отвёл взгляд и покачал головой, чтобы отогнать наваждение:

— Вы же сами просили, госпожа, говорить честно. И, если честно, я против вашей авантюры. Не хотел бы в ней участвовать.

— Почему? Ты боишься? Думаешь, я не