спутники, и ракеты для их запуска сам. Другие компании фокусировались каждая на своем узком сегменте: Planet Labs строила спутники, Rocket Lab – орбитальные ракеты. Firefly же, напротив, намеревалась производить «два в одном», что даст ей определенные экономические преимущества. Свои спутники можно выводить на орбиту по себестоимости запусков, не переплачивая ракетной компании. Опять же, собственные спутники получат приоритет в очереди на запуск, а коммерческим клиентам будут предлагаться излишки мест на ракетах-носителях. По мнению Полякова, все компании – первопроходцы коммерческого космоса допускали серьезные ошибки. Rocket Lab, Virgin и Astra перестарались с экономией на размерах ракет и получили смехотворно низкую грузоподъемность. Спутниковые компании в погоне за дешевизной строили низкокачественные аппараты, слишком быстро выходившие на орбите из строя и требовавшие замены, из-за чего вся экономия съедалась расходами на лишние запуски, которые к тому же далеко не всегда удавалось производить в срок из-за отсутствия собственных ракет и непредсказуемости расписаний и наличия мест на бортах ракетных компаний. Какие-то из этих компаний опережали Firefly, имея, по сути, готовые продукты, но преимущество по времени не могло компенсировать их стратегических и технологических просчетов. «Просто сидишь и ржешь над всем этим», – резюмировал Поляков.

Поляков рассчитал, что у него уйдет «двузначное число миллионов» на завершение постройки Firefly Alpha, и предсказывал ее первый запуск к середине 2019 года. «Мы потратим много меньше, чем Rocket Lab, на то, чтобы достигнуть этого результата», – сказал он. Снижать расходы Firefly планировала, в частности, за счет использования украинского аэрокосмического опыта. У Полякова имелся доступ к конструкторским разработкам сложнейших узлов и систем, которые накапливались и оттачивались десятилетиями, и он мог перенести всё это в Техас. «Мы будем использовать в США украинское наследие точно так же, как SpaceX использует всё, что ей нужно, из наследия НАСА[233], – заявил Поляков. – У нас отличные материалы, точнейшие системы баллистики и наведения. Это наследие и нужно использовать». Опять же, услуги украинских инженеров дешевы, что позволит Firefly сэкономить на оплате труда. «И дисциплина, и организация труда – всё это у нас есть», – добавил Поляков.

Ракета Firefly будет на порядок более грузоподъемной, чем малые ракеты конкурентов. «У Virgin – полный отстой, – заметил Поляков. – У Питера Бека с его 150 кило – немногим лучше. Мы на эту отрасль смотрим просто как на бизнес, причем циничный. А это всё хайп. Мы не хотим летать на Марс. Он нам на хрен не сдался. Мы тут просто кучу денег хотим заработать».

Главный источник космической самоуверенности Полякова, похоже, брал начало в его специфическом воспитании. С более чем скромных стартовых позиций он пробился сквозь хаос распада Советского Союза и попутно сам себе сделал целое состояние. Вот он и собирался своим умом и мудростью (обретенной по ходу провернутых им ранее дел) двигаться дальше, к вершинам космоса, попутно опуская недотеп типа Питера Бека и Криса Кемпа.

«Большинство людей в космическом бизнесе как дети малые, – утверждал он. – Они понятия не имеют, что значит доллар. Им же не доводилось, заработав свою первую сотню, плакать над ней. Это шоу. Это цирк. Обожаю космический рынок.

То, что прямо сейчас происходит, – это же пузырь, раздувшийся за счет больших денежных вливаний со стороны правительства. Будет много бизнесов, которые умрут, а поскольку мы контролируем и спутники, и данные, и ракеты, мы их все скупим и консолидируем рынок. А затем всё продолжится просто потому, что у человечества есть страсть к космосу. Ведь это последний рубеж!»

Максим Поляков родился и вырос в Запорожье, на юго-востоке Украины. Исторически экономика и повседневная жизнь там веками вращались вокруг сельского хозяйства. С образованием СССР, однако, город Запорожье быстро превратился в индустриально-промышленный центр. Сначала там появились железные дороги, затем ДнепроГЭС, а затем множество промышленных предприятий. Советская власть обожала создавать образцово-показательные города, символизирующие различные аспекты ее могущества, и Запорожью была уготована судьба символа индустриальной мощи Страны Советов. Со всех концов СССР собрали крепкую молодежь работать на новых предприятиях черной и цветной металлургии и тяжелого машиностроения. Зарплаты на заводах были заманчивые, а вот условия жизни оставляли желать лучшего. Рабочих селили в бараках без канализации и водопровода. Кое-что в память о бурных годах индустриализации сохранилось и поныне, хотя и в потускневшем виде. Полуразрушенные и ржавые заводы облюбовали художники-граффитисты. В сквере на проспекте Металлургов бетонный сталевар с голым мускулистым торсом хмуро взирает с постамента на неухоженный газон.

Родители Полякова, однако, относились к другому поколению и классу, нежели ударники первых пятилеток, поскольку прибыли работать в Запорожье десятилетиями позднее. Они были учеными, занятыми в советской аэрокосмической программе, которая к тому времени выдвинулась на видное место в этой части Украины. Валерий Поляков, отец Максима, программировал интерфейсы обмена данными между различными системами ракет и космических аппаратов, то есть, по сути, операционные системы всевозможных космических комплексов вплоть до самых амбициозных, включая орбитальную станцию «Мир» и сверхтяжелую ракету-носитель «Энергия» для многоразового корабля «Буран», хотя последний проект и канул в Лету вместе с Советским Союзом[234]. Мать Полякова, Людмила, работала в той же конторе над аппаратным обеспечением для возвращаемых ступеней советских ракет. Жили Поляковы в частном домике бабушки Макса. В разгар холодной войны и космической гонки родители Полякова радовались жизни и своей принадлежности к амбициозному сообществу свободомыслящих ученых на относительно безопасном удалении от московской и киевской бюрократии. При этом за реальные достижения ученым порой перепадали от властей воистину сказочные подарки. Так, после первого успешного запуска «Энергии» в 1987 году семья Поляковых получила трехкомнатную квартиру площадью 60 квадратных метров в лучшем районе города.

Крушение СССР потянуло за собой на дно и Запорожье с его ракетно-космическими центрами. И без того скудевшие денежные вливания из матушки России разом иссякли. Для сохранения ракетостроения Украине нужно было полагаться на собственные кадры и ресурсы и искать возможности двигаться дальше самостоятельно. Для Поляковых этот стремительный переход стал сокрушительным ударом. «После развала Союза отец оказался на зарплате в пять долларов в месяц, на которые ему нужно было кормить четверых, – сказал Поляков. – Вот он мне тогда и велел: „Не лезь в космос! Узнаю – побью!“».

Валерий Поляков продолжал цепляться за надежду на возрождение невесть чьими усилиями проекта «Энергия-Буран», но годы шли, а ни намека на подвижку не было. Людмиле удавалось поддерживать семью на плаву розничной продажей роз и тюльпанов, закупаемых мелким оптом в Голландии. «Она же родом из семьи, где всегда умели находить возможности», – заметил Поляков. У семьи также была дача, что тоже оказалось спасением. Выращивали