потенциал советского ракетостроения, когда бахвалился: «Мы печем ракеты как сосиски»[241]. В общей сложности сорок лет СССР и США состязались на ниве повышения дальности и смертоносности своих МБР. «В итоге Советы и Штаты доросли до гарантированной способности многократно стереть друг друга с лица Земли, – сказал мой гид. – Мы могли достичь любой части США за восемнадцать минут и обратить четырехмиллионный город в пустыню». Иными словами, полный успех.

Засим ветеран обратился к космическим аспектам истории города на Днепре. В 1962 году на орбиту был выведен первый днепропетровский спутник[242]. А всего через три года в стране производилось уже двадцать четыре типа спутников. Выдающимся по меркам той эпохи достижением был разведывательный спутник, позволявший получать снимки местности с линейным разрешением 5 м. Развивая оба направления, днепропетровские инженеры впоследствии всё-таки уделяли основное внимание ракетам и производили некоторые из рабочих лошадок советской космической программы. Самым известным их продуктом стала РН «Зенит», шестидесятиметровая красавица, появившаяся на свет в 1980-х годах. Сам Илон Маск в свое время назвал «Зенит» одной из лучших машин за всю историю ракетостроения, и местные этим гордятся и всякий раз упоминают сей факт чуть ли не с ликованием. Родители Полякова, кстати, также приложили руку к разработке технологий, упомянутых моим гидом.

Подивиться на всякие баллистические, космические и более мелкие ракеты, а также на двигатели и прочую начинку можно и не заходя в музей: их там полно прямо на парковке; правда, расставлены они там прямо на асфальте самым беспорядочным образом, будто бесхозные отбросы аэрокосмической отрасли. Но всё равно побродить среди них и прикоснуться к этим реликвиям было круто.

После музея мы с провожатыми сели в минивэн и продолжили экскурсию по местам космической славы. Выехав куда-то на окраину Днепра, где городская застройка переходит в лесополосу, мы съехали с шоссе на ухабистую боковую грунтовку и вскоре оказались у КПП с электроприводными воротами, перед территорией за колючей проволокой. Пара подоспевших ребят в униформе лишь мельком глянула в мой паспорт. Их пофигистский подход к безопасности навел меня на мысль, что либо им опостылела эта работа, либо нас тут ждали и загодя всё приготовили, потянув за тайные ниточки. И точно: мгновения спустя я очутился на территории некогда сверхсекретного ракетно-испытательного полигона советских времен, затаившегося посреди лесонасаждений площадью 160 га.

Звездой шоу был стенд, на котором еще в советские времена испытывались лучшие и мощнейшие из когда-либо построенных ракетных двигателей. Это сооружение высотой в несколько этажей и метров тридцать шириной и с таким наворотом металлоконструкций по периметру, что оно реально выглядело плодом фантазии сумасшедшего ученого-ракетостроителя, затеявшего эксперименты прямо посреди леса. Огромные вытяжные трубы вздымались в небо над ржавыми балками и фермами на бетонном фундаменте, уходящем в землю, – и всё это прямо среди леса. Во время испытаний техники там просто взгромождали ракетный двигатель на стенд повыше, а затем, слиняв подальше, жали на кнопку и ждали, что выйдет в результате извержения пламени в небо через похожие на слоновьи хоботы вытяжные трубы, оглашающие окрестный лес громоподобным ревом. Белочки, лисы и кролики обычно бросались врассыпную[243].

В годы своего расцвета комплекс, вероятно, выглядел впечатляюще. Тысяча с лишним людей трудились в этой цитадели ракетно-космической промышленности, где были в ту пору и собственные производства компонентов ракетного топлива, и пузатые емкости с запасами воды, и железнодорожная ветка до космодрома Байконур на юге Казахстана, откуда в советские времена осуществлялись главные запуски. Увы, сохранив впечатляющую масштабность, полигон предстал предо мною анахронизмом и пережитком времени. И сам этот ржавый стенд, и вся его начинка (трубы, проводка и прочее) выглядели так, как есть: никто за полвека тут и пальцем не шевельнул, чтобы хоть что-то модернизировать. Метрах в десяти от стенда там был бункер-укрытие для инженеров-разработчиков ракет при проведении огневых испытаний – так он и вовсе создавал впечатление лагерного барака времен Второй мировой, с шестью крошечными окошками на потрескавшихся и почерневших цементных стенах – этакая эстетика не то немецкого концлагеря, не то ГУЛАГа.

Там моим гидом оказался коренастый человек с тридцатилетним стажем практической работы в прикладном ракетостроении, обладавший обширными знаниями и временем, чтобы поделиться ими со мной. Штат сотрудников, рассказал он, скукожился с 1200 до 250 человек; при советской власти испытывали баллистические и космические ракеты по три раза в день, а теперь услуги их полигона востребованы лишь от случая к случаю, когда какая-нибудь страна или компания вдруг решит воспользоваться уникальным украинским опытом. «В старое доброе время было, конечно, повеселее, – сказал мой гид. – Полно было молодежи. Многие бывшие работники с тех пор подались в бизнес. Надеемся, что наш опыт снова найдет спрос, а может, и стартапы сюда придут. Мы открыты к сотрудничеству и готовы работать со всеми».

С распадом Советского Союза спрос на продукцию и разработки днепропетровских ракетостроителей обрушился. Россия предпочла полагаться на ракеты собственного производства, такие как «Союз», вместо разом сделавшегося импортным украинского «Зенита». В образовавшийся вакуум тут же устремились американские чиновники, дабы предотвратить утечку украинских мозгов вкупе с накопленными за десятилетия технологическими наработками в лапы врагов. Они раздавали ведущим специалистам аэрокосмической отрасли грин-карты и предлагали заманчивые должности в ведущих вузах вроде MIT или Калифорнийского технологического, а то и вовсе умыкали их в секретные лаборатории. В украинской аэрокосмической промышленности от былых пятидесяти тысяч штатных единиц ИТР сохранились лишь жалкие семь тысяч мест. Хотя Соединенные Штаты кое-кого из оставшихся без работы у себя и пригрели, подавляющему большинству пришлось искать другую работу на родине или продавать свои таланты в Индию, Китай и еще в пару стран, которые вслух не называют, но по намекам и подмигиваниям понятно, что речь идет об Иране и КНДР. Но даже и оставшихся в аэрокосмической промышленности инженеров часто подозревали в продаже секретных сведений на сторону, поскольку в Днепропетровске они получали жалкие крохи по сравнению с теми зарплатами, к которым привыкли во времена СССР[244].

Основные украинские аэрокосмические мощности принадлежат государственному ПО «Южный машиностроительный завод» («Южмаш»). Испытательный полигон в лесу также относится к владениям «Южмаша». Но главное его достояние – это, конечно, Днепровский машиностроительный завод, раскинувшийся на площади в 800 га на южной окраине города, тот самый, что десятилетиями выпускал баллистические и космические ракеты.

Если знаком с кем нужно – а Поляков с кем нужно знаком, – то и на сверхсекретный завод можно изредка провести иностранного журналиста. Тем же манером, что и при выезде на полигон, мы с супермоделями и качком в хаки сели в