– Но можно же было… обвинить их… на суд вызвать. У тебя же есть тот денарий и нож… а у Тови есть видоки, что они умышляли на него и Явиславу…

– Если дать немцам говорить, они могли бы рассказать, что о мече знала Витляна. И Святша убедился бы, что был прав, когда винил меня. Он бы не поверил, что у меня не было с ними сговора. И что – полем доказывать, что я не вор?

Эльга помолчала. Ее коробило это хитро подстроенное разбойное нападение, но она понимала, что суд над немцами вылился бы в еще худшие беды.

– А теперь Витляна ни с кем в Киеве не станет об этом говорить, – закончил Мистина. – Святша получит Хилоусов меч… а Оттон впредь остережется слать к нам своих людей, чтобы лезли в наши дела. Пусть его там в Риме назвали императором, но здесь, на земле Русской, самый зубастый волк – это я.

* * *

– А ведь Тудор, бедолага, правду сказал. Вон же она, волотова могила. – Асмунд с седла показал плетью. – Немного они до нее и не доехали.

Княжьи гриди имели хороших коней и места побоища достигли в тот же вечер. Самые длинные дни в году миновали полмесяца назад, но до темноты оставалось достаточно времени, чтобы осмотреться. Рассчитывая, что разбираться с погибшим посольством приедет или Мистина, или сам Святослав, Тормар не велел ничего трогать на дороге. О жутком событии уже знали в окрестных весях, но, хотя любопытные жители приходили посмотреть, приближаться не смели, да и запах отпугивал.

Князь с двумя десятками гридей тоже остановился за перестрел, но и тут, когда ветер дул с юга, гриди кривились. Тела лежали на жаре третий день, оставлять их дольше было нельзя.

Закрыв рот и нос платком, Святослав проехался мимо телег. Он уже повидал мертвых тел и не особенно смутился, и суть произошедшего вскоре стала ему ясна. Ни у кого из убитых не было в руках оружия, вся их поклажа не тронута. Немцев не ограбили, а значит, не какие-то лихие людишки на чужое добро позарились. Да и откуда таким людишкам взяться под самым Киевом?

– Проедем дальше, устраиваемся на ночь, – сказал Святослав, вернувшись к гридям. – Завтра на заре поедешь, Игмоша, вели мужикам взять телеги и лопаты. Пусть в овраге уложат и землей засыплют.

– Лучше бы сжечь.

– Они христиане – у них не жгут. Им еще вставать, когда бог разбудит.

– Да как же они встанут, когда все ноги сгнили?

– У Тудора спроси. Он один теперь в Киеве остался…

– Им в раю новые ноги дадут, лучше прежних, – сказал Вальга.

– Может, в весь какую заедем? – предложил Хавлот. – Охота была в поле ночевать, когда тут мертвецы.

– Да что с них теперь? – Святослав взмахнул плетью. – Они если и встанут, то своих убийц искать пойдут.

– Пойдут искать их, а найдут нас.

– Ну ступай к мамке под подол спрячься, – привычно посоветовал кто-то из Игморовой братии.

Дружина проехала вперед с версту, встала на пригорке, где ветер с Днепра развеивал вонь. Набрали сушняка, развели костер. Все нужное для одного летнего ночлега у гридей было с собой: хлеб, сало и вяленое мясо, плащи, чтобы укрыться, сделав лежанку из набранного на ближнем лугу сена.

Быстро темнело. Пока князь не объявил своего решения, гриди спорили, стоит ли ехать в Витичев и можно ли еще догнать угров. Сходились на том, что догонять их особо незачем. Самим-то ради чего подставляться? Состояние трупов немало сказало опытным глазам о ловкости, с какой убийцы обращались и с луками, и с мечами. Но нам-то что до них? Кто придет за них жаловаться? Немцы – не свои, а если Оттону нужно, пусть он их и ловит.

Упоминали и Мистинину дочку – кто с сожалением, кто со злорадством.

– Свенельдич тоже нынче с убытком.

– А мог бы быть – с прибылью.

– Думаешь, больше бы обрадовался?

– Красивая была девка. Мало в Киеве таких.

– Нам все равно бы не досталась.

– Хотел от сорома спрятать – еще хуже вышло.

– Вот Гостята дурень – на какую-то плотву сушеную такую невесту променял.

– Это все те жабы! Сильные чары бабка сплела – подкинула поклад, и весь их сговор к лешим пошел…

– Да Гостята и раньше по другой сох – только не взошло у него, как ни бился…

– Эй, я все слышу! – донесся низкий голос Хавлота: болтовня уже задевала его свояченицу, а значит, семейную честь.

Святослав молчал, и гриди видели по его спокойствию, что гоняться за уграми им едва ли придется. Опомнившись от изумления, Святослав уже был недалек от мысли, что сами боги вмешались, избавив Киев от всех служителей Христа. Приняв посольство с грамотой Оттона, он, князь, обещал немцам безопасность на своей земле, но подписанного и скрепленного клятвами договора, как с греками, что охранял бы жизнь приезжих, у Руси ведь нет. Убили немцев не его люди. Даже если Оттон обидится, пусть винит свою вражду с уграми…

– А это того волота звали Ротемидий, да? – толковал с кем-то из приятелей Девята. – Который похоронен? Это его дух из могилы вылез, да?

– Откуда он взялся-то тоже, сроду ни про какого Ротемидия не слыхали тут…

– Хватит болтать! – прикрикнул Святослав, которому мешали думать, и все замолкли.

Отец Ставракий погиб, диакон Агапий служить без него не может. И диакон Теодор не может – им посвящения не хватает, они могут только прислуживать настоящему папасу. А настоящих не осталось. Отца Агапия с Платонидой можно будет следующим летом отправить назад в Греческое царство, а пока у Эльги поживут, от них вреда не будет. Куда теперь Тудора девать? Уж верно, один он хазар крестить не поедет…

– Больше – все, никаких папасов! – отвечая своим мыслям, сказал вслух Святослав. – Ни от немцев, ни от греков, ни от ётуна лысого – будет с нас.

– Это правильно, – пробурчал кто-то из череды укрытых плащами тел.

– Ты бы ложился тоже, княже, – подхватили с другой стороны. – От мрецов у нас дозорные есть, чего тебе-то сторожить?

Святослав поднял голову к темному небу – и впрямь засиделся. Поднявшись, огляделся, отыскивая, где оружничий приготовил ему лежанку, потянулся… и замер с разведенными руками.

Стоило ему сделать пару шагов и оставить костер за спиной, как стал виден огонек вдали. Не очень далеко – примерно там, где еще лежат на дороге изрубленные