что ты добудешь, ты возьмешь с собой – верную дружину и завоевания. Но там, – Хоар взглянул вверх, и в его черном глазу мелькнул свет звезд, будто небо сжалось и уместилось в эту впадину, – ты обретешь такую славу, что она будет сиять подобно солнцу, еще тысячу лет. Когда слава Ахиллеуса потускнеет, его храмы разрушатся и падут в прах все до одного, тебе построят новый храм, и ступени к нему отольют из оружия поверженных твоими внуками воинов Оттоновых.

– Я согласен.

Тысячелетнее будущее распахнулось перед взором Святослава – и он был в этом будущем не безгласным прахом, а солнцем ратной славы.

– Подумай еще! – по-отечески посоветовал Хоар. – Ступая на этот путь, ты уже входишь в число «мертвых витязей», эйнхериев. В земной жизни ни в чем ты не обретешь радости, ничто не согреет тебя, кроме крови врагов, передающей тебе их удачу. Любовь к земной жене умрет в тебе, ибо с нынешней же ночи женой твоей будет дочь моя – Альвин.

Одноглазый приподнял руку, и там же, где было копье, Святослав увидел женщину. Высокая, тонкая, как белый цветок на стебле, она была одета в платье из лебединых перьев, белых и серовато-бурых, как дым, точно облегающее все изгибы тела. Миловидное лицо, лукавое и жестокое, манящая улыбка. Чуть раскосые глаза сверкали звездами, волосы – копна лунных лучей – колебались под медленным ветром. И копье в ее руке – ее брачный дар, то оружие, которым она когда-нибудь исторгнет душу избранника из тела.

– Я согласен, – прохрипел Святослав; ничего другого в его мире сейчас и не было.

– Отныне ты будешь принадлежать только мне – и вечности, – донесся голос одноглазого.

Святослав не мог оторвать взора от валькирии по имени Альвин – спутницы своей новой жизни.

– Я согласен.

Хоар двинул рукой – и Копьеносная Дева исчезла.

– Если не передумаешь, утром поищи в той пещере. – Одноглазый показал себе за спину. – Там найдешь залог нашего уговора.

Пламя костра быстро пошло вниз. Святослав едва успел вскинуть глаза и заметить, как мрак заливает фигуру одноглазого, как навалилась тьма.

– Да, чуть не забыл, – глухо донеслось откуда-то сверху, с половины пути между землей и небом. – У тебя три сына. Нас тоже было трое у отца, – голос отдалялся, делаясь с каждым звуком тише, – но во вселенной всегда находится место только для одного…

От давящей темноты закружилась голова. Святослав склонился к земле, ища опоры, и закрыл глаза – никакой разницы. Из неведомой дали долетел крик неясыти, и все стихло…

* * *

Пробудил его холод и ощущение влажной свежести. Святослав приподнял веки – по глазам резанул свет. Он сел, моргая, огляделся. Показалось, что ночь вознесла его на вершину мира – вокруг простирался зелено-голубой беспредельный простор. С одной стороны блеск широкой реки стремился к небокраю, с другой над лугами вздымалось легкое облако испаряющейся росы. Плотный душистый воздух, можно было, казалось, зачерпнуть ковшом и пить, как охлажденный отвар цветущих трав.

– Да вон же он! – раздался смутно знакомый голос.

Святослав повернул голову – снизу на него таращились знакомые лица. Он знал, что знает этих парней столько же, сколько самого себя, но не сразу вспомнил их имена.

– Княже! Ты цел! Мы тебя ищем! – Обрадованный Игмор замахал ему рукой. – Как же ты нас… Мы и ночью ходили искали, звали, кричали, с факелами ходили – а ты сгинул, как не было! Как рассвело, я говорю, парни, пошли еще поищем, а то было не видно ни хрена! А ты вот где!

Опираясь рукой о влажную траву, Святослав поднялся, покачнулся, утвердился на ногах, пошевелил плечами. Тело затекло, как бывает, если спишь, упав как попало, но все было цело и здорово.

– Идите сюда! – Он еще раз огляделся и показал на ту сторону, где виднелась пещера, вырытая какими-то искателями волотовых сокровищ.

Святослав спустился к пещере с вершины, Игморова братия поднялась от подножия.

– Вот здесь грек нашел Хилоусов меч. – Святослав показал в землю. – Ищите давайте.

Игмор воззрился на него в изумлении. Это если гриб найдешь, имеет смысл дней через несколько поискать там снова. Но не мог же Хилоусов меч взять и вырасти на том же месте заново?

Или мог?

Вынув из ножен скрамасакс, Святослав выбрал место, где по виду недавно копали, стал разрывать землю. Без лишних слов вся Игморова братия повалилась на колени, вынимая собственные скрамы и поясные ножи. Закипела работа – по всей пещере виднелись склоненные головы, усердно трудящиеся плечи, мелькающие руки и лезвия. Земля летела вниз по склону.

– Что-то есть! – радостно закричал Добровой.

Все бросили работу и подались к нему. Разгребая рыхлую землю руками, он выволок сверток плотной кожи, длиной более полутора локтей.

У Святослава екнуло сердце, хоть он чего-то такого и ждал.

– Давай, давай! – Тесно столпившись, гриди подталкивали Добровоя. – Разворачивай.

Это оказалось не так просто – сверток был плотно обмотан ремнями, чтобы ни земля, ни влага не могли проникнуть внутрь. Наконец ремни разрезали и отбросили.

– Пусти.

Святослав сам встал на колени и слегка дрожащими руками развернул кожу.

В утреннем свете блеснуло золото, и гриди дружно охнули.

Среди черной земли оружие навроде короткого меча поразило взор, как молния среди темных туч. Вот он перед Святославом – юный, прекрасный собою золотой воин в причудливом шлеме. В одной руке он держит сразу щит и копье, а другую, обернувшись, поднял над собой, увлекая соратников в битву. Уже третью тысячу лет вот так влечет он храбрецов к подвигам короткой жизни и к вечной славе, и третью тысячу лет идут за ним самые доблестные витязи земного мира.

Глава 38

Пока Святослав был в отъезде, Мистина и Эльга немного поспорили: в какой мере князю нужно знать о том, что, собственно, произошло в Киеве в это лето? Доводить ли до него, что в смерти Плыни и отца Ставракия, в похищении Хилоусова меча виновны Оттоновы немцы, или оставить все на происки беса Ортомидия? Убийцы мертвы, с них уже ничего не взять. Мистина клялся, что к Перунову дню Святослав получит Хилоусов меч, и так ли для него важно, куда и почему тот исчезал? Углубляться в это дело Мистина не хотел, опасаясь, как бы случайно не всплыло участие Витляны. Ее саму теперь не достать, но отвечать за ее дела по-всякому придется ему – отцу девушки и главе рода. Эльга же говорила, что Святослав, ее соправитель, имеет право точно знать, что происходит в его владениях, кто проливает здесь беззаконную