Шрифт:
Закладка:
Кристиан вытаскивает из-за пазухи небольшую книгу в чёрной кожаной обложке. Он не даёт её мне в руки, а кладёт рядом с собой на кровать.
– Её я написал для тебя, здесь всё, что я знаю о наших возможностях. Она поможет тебе, когда родится мальчик – новый Морок, которому ты сам станешь наставником.
– Ты мне ещё не всё рассказал?
– Почти всё, но переживаю, что память у тебя, малец, короткая. – Кристиан растягивает губы в снисходительной улыбке, я её копирую, хотя он прекрасно знает, что память у меня хорошая.
– И почему никто раньше не додумался написать подробную книгу с нашими возможностями? Передавать всё из уст в уста так непрактично.
Он продолжает бубнить себе под нос и трёт щетину на подбородке и щеках. Я слушаю вполуха, догадываясь, что он просто пытается меня отвлечь посторонними разговорами.
– Согласись, что эта война нам всё подпортила. Раньше Мороки собирались вместе хоть иногда, чтобы поделиться знаниями. Каждый знал то, что знают другие. А потом Мар не стало, и Мороки тоже разбрелись кто куда.
Он всё не унимается, а я рассеянно киваю, сажусь на стул и подпираю лицо рукой, упираясь локтем в подлокотник.
– Все твои отметины прошли?
Я несколько раз моргаю от того, как легко он перескакивает с одной темы на другую.
– Да, вообще все последствия прошли, – киваю я.
– Покажи, – настаивает дядя.
– Говорю же. Всё прош…
– Показывай, говорю. Или у тебя глаза на затылке выросли? – хмурится он.
С тяжёлым выдохом я встаю, стягиваю рубашку через голову и поворачиваюсь к Кристиану. Он тоже встаёт и начинает внимательно разглядывать мою спину. Делает это так долго и пристально, что моя кожа покрывается мурашками.
– Закончил? – недовольно бормоча, пытаюсь обернуться, но он не даёт.
– В каком месяце ты родился? – ненавязчиво спрашивает дядя, вновь меняя тему.
– Не удивлён, что ты не помнишь, но в первый месяц зимы.
Кристиан бросает задумчивый взгляд на тёплый летний пейзаж за окном.
– Немного рановато, конечно, но это мой тебе подарок, мальчик.
Меня сбивает с толку его внезапно серьёзный тон, но я ничего не успеваю спросить, потому что Кристиан кладет ладонь на мою левую лопатку, а я начинаю кричать от жуткой боли, словно его рука раскалена каким-то ледяным огнём.
– Прости, Аарон. Андрей предупреждал, что ставить метку Морока на живого – болезненное дело, но другого выхода нет.
Это последние слова, что мне удаётся разобрать. Я падаю на колени, не в силах удержаться на ногах, продолжаю кричать, пока голос не хрипнет, но Кристиан не отнимает руки.
24
Мара
Я открываю глаза и на мгновение мне кажется, что всё произошедшее мне приснилось. Вся война, возможная смерть Александра и мой кинжал в руках Даниила. Может, это был один длинный кошмар, потому что мой взгляд упирается в знакомый балдахин. А когда я приподнимаюсь на локтях, чтобы взглянуть в окно, то небо темнеет на закате, алые лучи блестят на стекле и плотной стеной валит пушистый снег.
Я одна в своей комнате, здесь прибрано. Книги аккуратной стопкой высятся на краю стола, стул плотно задвинут, мягкие кресла стоят на своих местах, плотные занавески на всех трёх окнах раздвинуты, а на небольшом столике есть даже ваза с цветами. Всё на каком-то удивительно идеальном месте, до такой степени, что этот порядок кажется мне неправильным. Я никогда не отличалась умением наводить кристальную чистоту, хотя была дисциплинированна. Но здесь появляется чувство, что я проснулась в комнате, где никто не живёт.
Поднимаю прядь своих волос, убеждаясь, что они всё ещё невзрачного серого оттенка, ощупываю живот, но не нахожу никакой раны, вся моя кожа здоровая. Я всё не могу понять, что со мной не так, пока не замечаю непривычную тишину.
Моё сердце не бьётся.
Всё моё тело сковывает страхом, что Александру каким-то образом удалось меня вернуть. А значит, я вновь вытягиваю из него жизнь.
Хочу вскочить с кровати, оглядывая свою белую ночную сорочку, но едва я пытаюсь встать на ноги, как колени подгибаются, а я падаю на пол. Я лежу, уверенная, что сейчас кто-то ворвётся в комнату, чтобы узнать, что здесь происходит, но во дворце поразительно тихо. Кожа покрывается холодным потом, я начинаю сомневаться в реальности происходящего.
Может, так на самом деле выглядит Тень?
Персональный ад, где ты оказываешься в желанном месте, но абсолютно один?
В месте, где каждая стена, запах и шорох напоминают о счастье, которое ты упустил?
Может, богиня решила, что я всё-таки совершила самоубийство, вложив нож в чужую руку?
Руки трясутся, когда я подтягиваюсь, опираясь на кровать, пытаюсь встать на слабые ноги. Возможно, я давно так лежу. Ощупываю руки и оглядываю своё тело. Я чистая, кожа пахнет розой, а волосы едва влажные на затылке и кончиках.
Меня только недавно помыли?
Когда мне удаётся более-менее размять ноги, я распахиваю шкаф и нахожу там привычную одежду. Надеваю первые попавшиеся штаны, чёрную рубашку и тёмно-бордовый кафтан. Несколько минут за привычными, монотонными действиями помогают мне успокоиться, но я всё равно часто прикладываю руку к груди, где сердце продолжает упорно молчать. В завершение натягиваю высокие сапоги.
Я лишь оделась, но устала от процесса так сильно, что приходится посидеть немного на кресле. Сижу, напряжённо вслушиваясь в тишину за дверью. Медленно выхожу в коридор. Тут горят свечи на стенах точно так же, как и всегда, но нет никакой стражи и не видно слуг. Я медленно иду вдоль стены, цепляясь за знакомые мраморные полуколонны и скульптуры в нишах. Мои шаги – практически единственный звук, что я слышу, а дворец, как никогда раньше, кажется мне мрачным, неприветливым и болезненно одиноким.
Я спотыкаюсь о край ковра и чуть не падаю, когда внезапно по нашему третьему этажу разливается мелодия рояля. Дыхание сбивается от надежды. Я ускоряю шаг, пробираясь по коридору, передвигаюсь так быстро, как могу, чтобы попасть туда, где Северин любит играть. Меня даже не беспокоят печальные воспоминания о нападении в том зале, я лишь мечтаю увидеть кого-нибудь из любимых и понять, что с ними всё в порядке.
Мелодия кажется мне знакомой.