Шрифт:
Закладка:
Коляда. Праздник, что начинается с первой звездой. Праздник, когда улицы наполнены людьми в масках животных, чертей, смерти и других кошмаров. Те, у кого нет масок, низко надвигают на глаза меховые шапки с ворсом, перекидывают длинные волосы вперёд или разукрашивают лица сажей, белилами и другой краской. На фоне ряженых Морок не выделяется, выглядит как один среди своих и далеко не самый пугающий.
Эта ночь веселит и пугает одновременно, покой нарушен, а обычные правила поведения забыты в угоду праздничному шуму и удивительным представлениям.
Праздник, в честь которого жгут костры. Ночной воздух полон криков, шуток, песен и веселья, а музыканты неистовствуют, играя энергичные мелодии на струнных инструментах под барабанный бой. Все женщины распускают волосы, какие-то девушки притворяются парнями, большинство выворачивает верхнюю одежду, вытаскивая мех наружу. Люди в жутких масках делятся едой, сопровождая её пожеланиями здоровья, долголетия и удачного брака. И весь праздник пропитан запахом свежего хлеба и угощений, топлёного сахара, застывшего в леденцы причудливой формы, и сладкой медовухи.
Сестра ведёт меня по полутёмным коридорам к выходу из дворца, и чем ближе мы к площади, тем чётче я слышу сердцебиение праздника. И сама непроизвольно ускоряю шаг в предвкушении.
Коляда, коляда!
Отворяй ворота!
Ты подай пирога,
Хлеба кусочек,
Сметаны горшочек!
Не подашь пирогов —
Напускаем клопов,
Тараканов усатых
И зверей полосатых!
Коляда, коляда!
Отворяй ворота![1]
Коляда – любимый праздник всех Мар, любой город или деревня приветствовали нас в эту ночь горячее, чем в любую другую. Ряженье с масками в образы нечистых сил стирает грань между мирами, а нечисть словно проникает в наш мир, чтобы повеселиться и нарушить обыденную жизнь.
Идеальный день для мёртвой Мары вновь вернуться домой.
Основные костры и праздничная ярмарка расположились на площади перед дворцом. Здесь расчистили выпавший снег, но снегопад продолжается, придавая празднику ещё больше магии. Я не могу сдержать восхищённого вздоха, наблюдая за толпами людей, что играют и веселятся в ночи, окружённые лишь светом от огня костров и специально установленных факелов.
– Поэтому и дворец пуст. Мы всех отпустили на праздник, – объясняет сестра, наклоняясь к моему уху. – Я хотела, чтобы ты увидела всё сама, прежде чем рассказать тебе.
Она смеётся, глядя на моё изумлённое лицо, и мне есть чему удивляться. На площади толпы людей и все в различных масках нечисти, на ком-то меха или одежда вывернута наизнанку. Но среди толпы то тут, то там я вижу многочисленные всполохи алых плащей среди серой, чёрной и белой одежды.
– Кто это? – выдыхаю я.
– Это не настоящие Мары, но люди вновь видят в нас героев сказок, и этот праздник снова наш. Так они показывают свою любовь, не забывая о нас.
Я вижу, что алое носят только женщины, но все разных возрастов. Они пляшут и бегают, а их распущенные косы развеваются разными оттенками: от тёмных до светлых, попадаются даже седые. Они веселятся, напоминая, что Мары всё ещё среди нас. Я стараюсь не плакать, наблюдая за этим завораживающим зрелищем, и в итоге смеюсь, не в силах сдержаться.
– Но Морока никто не может изобразить. Они все – настоящие! – сестра с гордостью указывает на троих мужчин в чёрных теневых плащах с масками на лицах. Они кажутся самыми высокими и сильными среди всей гуляющей толпы, а среди этих троих есть Александр.
– Подожди! Все настоящие?!
Анна смеётся из-за моей запоздалой реакции.
– Да! Двое пришли к нам сами два месяца назад, когда услышали, что правда открылась, что Мары и Мороки пытаются вернуться к тем отношениям, что у нас должны быть изначально. Особенно когда разнеслась весть, что Мары вновь живы.
Сестра улыбается так широко, показывая пальцем куда-то вперёд, что я не сразу отрываю от неё взгляд. Медленно поворачиваюсь к площади, замечая детей в алых плащах. Пять девочек с чёрными волосами, что крутятся вокруг Мороков среди других малышей. Один из мужчин позволяет двум девочкам ухватиться за его руки и начинает стремительно кружиться, поднимая детей в воздух, а девочки подгибают ноги и смеются так громко, что я слышу их даже отсюда. У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, о чём она говорит.
Новые Мары.
Всем девочкам на вид по двенадцать лет.
Я хватаю ртом воздух, пытаясь осознать, что произошло и почему сейчас.
– Я осталась единственной Марой. После того как ты убила Елену и Даниила, постепенно я начала их чувствовать, – объясняет Анна. – Я была последней и никогда не знала, как ощущается этот сестринский Зов новой Мары. Поэтому вначале игнорировала тягу, не зная, что это такое и почему я чувствую себя так странно. Но спустя полгода встретила первую девочку и всё поняла. Проблема была в отмщении. Может, богиня действительно была так зла на людей за наше убийство? Может, специально не стала забирать нас к себе и не выбирала новых Мар, чтобы однажды Морок поднял тебя, помогая завершить начатое, умертвив если не самого Юлия, то его род?
Она пожимает плечами, как и я, неуверенная, как ответить на эти вопросы.
– Я не знаю, в этом ли дело, но я ощутила первую нить сразу после битвы в лагере в Аракене.
Я выжидаю немного, а потом выпаливаю:
– Их учишь ты?! – В моём голосе неприкрытое сомнение, и сестра надувает губы:
– Других-то нет! Я хорошо справляюсь! И не только я, но и Мороки. А когда они почувствуют своих учеников, то смогут обучать их вместе с девочками. Мары больше не заперты в храме, и я забрала их из семей только до восемнадцати лет, только на обучение. Потом они могут остаться или уйти домой. И они посещают семьи в отведённое время, – поводит рукой сестра, пытаясь отмахнуться от моего скептицизма, словно от снежинок, что падают ей на платье. – Я стараюсь изменить всё, что так не нравилось нам.
Прижимаю руки к груди в притворном изумлении, а сестра со смехом пытается дать мне подзатыльник, но я вовремя отклоняюсь.
– Мы верили, Агата, – шепчет она, хватая меня за руки и притягивая ближе. – Знали, что ты проснёшься, потому что девочек появилось всего пять. Я шестая. Но Мар всегда семь. Мы знали, что ты встанешь. А он верил больше всех.
Она кивает головой в сторону трёх мужчин в чёрных плащах, чьи маски утопают в тени капюшонов. Никто сегодня не боится слуг Тени, а дети, наоборот,
