В отношении завещания Сьюзи Уоррен был тверд. Ей удалось существенно смягчить его позицию, только когда речь зашла об их детях. Баффетт не только не был против дарить им по миллиону каждые несколько лет, пока был жив, но и собирался оставить приличную сумму после своей смерти[1031].

На свой первый миллион долларов, полученный на день рождения, Хоуи купил ферму площадью в девятьсот акров в Декатуре, штат Иллинойс, где жил до сих пор. Теперь у него было две фермы, одна из которых принадлежала ему по праву собственности. После того как были улажены судебные тяжбы с ADM, Дон Кио предложил Хоуи занять должность директора в правлении предприятия с громким именем Coca-Cola Enterprises (CCE).

Гигантскую компанию сколотили из более мелких разливочных предприятий – клиентов Coca-Cola. Они покупали у компании концентрат сиропа, смешивали его с газированной водой и продавали, выступая в роли посредников. Их отношения с Coke были критически важны – друг без друга они бы не выжили.

Дон Кио, старый омахский друг Баффетта, занимал должность президента компании. Его босса, генерального директора компании, аристократичного выходца с Кубы по имени Роберто Гоизуета в бизнес-кругах уважали – за то, что он создал самый известный в мире бренд со слоганами «Всегда Coca-Cola» и «Я хочу угостить мир Coca-Cola». Баффетт считал, что к этому времени Coca-Cola стала самодостаточным предприятием, и восхищался Гоизуетой, который этому поспособствовал.

В 1997 году Билл Гейтс вместе с Баффеттом и Гоизуетой участвовал в дискуссии в Сан-Валли, модератором которой выступил Кио.

«Я все время обращался к Биллу и говорил, что компанией Coca-Cola сможет управлять даже сэндвич. Билл тогда еще не слишком хорошо умел держаться перед аудиторией. Так что во время дискуссии он сказал что-то вроде: “Управлять Coca-Cola легко”», – вспоминает Баффетт.

«Я пытался донести мысль о том, что Coke – замечательный бизнес, – говорит Гейтс. – Я сказал, что хочу уйти из Microsoft до того, как мне исполнится шестьдесят. Это довольно трудное дело и в свое время его должен будет возглавить более молодой человек, чтобы со всем справляться. Но это прозвучало так, будто я описал Microsoft как сложный бизнес, а потом добавил: “В отличие от Coca-Cola”. Гоизуета, должно быть, решил, что я просто высокомерный мальчишка, который строит из себя того, кто ежедневно решает гениальные задачи, тогда как руководитель Coca-Cola может спокойно уйти в полдень с работы, чтобы поиграть в гольф»[1032].

Баффетт избегал акций технологических компаний отчасти потому, что «сэндвич» никогда бы не справился с управлением ими. Он же хотел довести Berkshire Hathaway до того состояния, когда ею «сможет управлять даже сэндвич». Разумеется, после того, как его самого не станет.

Впрочем, к 1997 году Coca-Cola начала ставить перед собой настолько амбициозные цели, что для их достижения потребовалось много финансовой инженерии.

Баффетт говорит об этом так: «Роберто сделал много потрясающих вещей в работе компании. И я любил этого парня. Но он запутался в числах, которые виделись ему многообещающими, а в итоге оказались недостижимы. Он говорил о росте в 18 % в год. Но у крупных компаний прибыль не может увеличиваться ежегодно на 18 % в течение длительного периода времени. Этого можно добиться ненадолго, но поддерживать вечно невозможно».

«Суммы, которые они отдавали за компании по розливу, – продолжает он, – были просто безумными. Я спрашивал об этом у финансового директора. Но Роберто начинал заседания совета директоров в десять часов и заканчивал в полдень. Атмосфера не располагала к расспросам. Ближе к полудню становилось понятно, что уже не стоит поднимать новые темы или говорить о вещах, из-за которых заседание затянется до часу дня. Роберто был не тем человеком, которого можно расспрашивать. У некоторых есть эта манера держать себя. И когда она подкреплена хорошим послужным списком, такому сочетанию трудно что-то противопоставить», – рассказывает Уоррен.

Баффетт был не просто неконфликтным. Он был человеком той эпохи, где работа в совете директоров рассматривалась как мероприятие, подобное светскому сборищу, – на нем царили почтительность и вежливость. В 1998 году такой была культура работы в советах директоров по всей Америке. И не без оснований: организационная структура предполагала, что у членов правления очень мало свободы действий в отношениях с руководством.

«Как директор вы ни в коей мере не можете указывать руководству, что делать. Вы читаете в прессе о том, что совет директоров определяет стратегию. Но полная чушь! Как член совета директоров вы не можете практически ничего. Если генеральный директор считает, что один из членов совета умен и находится на его стороне, он в какой-то степени будет к нему прислушиваться. Но в 98 % случаев он все равно будет делать то, что захочет сам. Собственно, именно так я управляю Berkshire. Думаю, я нравился Роберто, но он не ждал, что я завалю его идеями», – говорит Баффетт.

Насколько было известно Уоррену, дела в Coca-Cola шли не настолько плохо, чтобы задумываться о выходе из совета директоров.

К середине 1990-х годов Гоизуэта и его финансовый директор Даг Ивестер стали еще более интенсивно накачивать Coke денежными потоками от бутилировщиков, чтобы создать иллюзию быстрого роста прибыли компании. В 1997 году Гоизуэта скоропостижно скончался от рака легких – всего через несколько месяцев после обнаружения болезни. Совет директоров, компания и инвесторы были потрясены. Они настолько доверяли Гоизуете, что, казалось, никто и не подумал об альтернативе назначенному им преемнику – грузному и властному Ивестеру[1033].

Баффетту Ивестер нравился, и он хотел, чтобы тот преуспел. Работая при Гоизуете, Ивестер чрезвычайно обогатил Уоррена. В нем была упертость, которую Баффетт ценил. Более того, ответственность за бухгалтерские хитросплетения он возлагал на Гоизуету, а не на Ивестера.

Выжимание прибылей из бутилировщиков, безусловно, сработало. Coca-Cola торговалась по 70 долларов за акцию. BRK, цена акций которой в июне 1997 года составляла 48 тысяч долларов, за следующие девять месяцев взлетела до 67 тысяч. Чем активнее рос рынок, тем труднее становилось инвестировать. Но пока что BRK росла еще быстрее. Для компании Уоррена не имело смысла следовать за акциями, которыми она уже владела: это были ее прошлые успехи, а не будущее. На собрании акционеров Баффетт сказал инвесторам: «Трудные времена в нашем представлении – это то, что происходит сейчас»[1034].

Забыв на этот раз позвонить в службу психологической поддержки для «авиаголиков», Баффетт купил для Berkshire компанию под названием NetJets[1035]. Она торговала правами долевого пользования самолетами. Бортовые номера у всех ее самолетов начинались с QS,