Наконец, непобедимая жалость взяла верх. Он поверил.

— Надо спасти ее, если возможно.

Афанасьев себя не узнавал. Твердый, суровый, осторожный, не имеющий других интересов, кроме партии и своей работы, он превратился в пылкого романтика и шел навстречу подозрительному приключению.

Что делать? Афанасьев стоял в раздумье. Благоразумие его испарялось, как дым. Страдающее лицо девушки произвело на него ошеломляющее впечатление, и он готов был немедленно ворваться в квартиру, где ее истязают.

— А что, если это повредит ей?

«БАРЫШНЯ ОПЯТЬ КРИЧАЛИ».

В это время в подворотне появился дворник.

Афанасьев обратился к нему:

— Послушайте, кто это сейчас подъехал на автомобиле к вашему дому? Девушка и два гражданина в сером?..

Дворник усмехнулся.

— Это, должно быть, на 20‑го номера, с третьего этажа — Алферовы. Барышня больная, сумасшедшая то–ись, а господа — ейные братья. Они к нам недавно переехали. Небось, барышня опять кричали?

Афанасьев не ответил. Он круто повернулся и пошел домой, сжимая записку в руке.

Вот какие события камнем обрушились на комиссара и камнем легли на его сердце. Он лег спать, и ночью тысячу раз вставал и перечитывал таинственное послание…

На другой день, под вечер, мучимый сомнениями, он отправился на Малый Власьевский.

ВСТРЕЧА.

Дом, в котором жила девушка, был пятиэтажный, узкий, похожий на гроб. Афанасьев долго смотрел на него. Окна язвительно подмигивали ему. Подъезд скалил зубы в насмешливой улыбке.

Он решил навести справки в Домкоме о людях, живущих в квартире № 20. С этим решением он вошел в подъезд, ища на стене доску с номерами квартир. Вестибюль был темный, стекла в подъезде забиты наглухо досками. На потолке уныло горела пятисвечная лампочка. По обыкновению мос

ковских лестниц, пахло кошками. Афанасьев шарил носом по стене, в тщетных поисках каких–нибудь указаний, где найти домком. Кто–то, шаркая ногами, спускался с лестницы. Афанасьев обернулся. Перед ним стоял… Тришатный…

КРАСИВАЯ… РЫЖАЯ…

Афанасьев остолбенел. Тришатный посмотрел на него в упор равнодушными рыбьими глазами.

— Здравствуй, дядя, — сказал он голосом, стертым, как старый пятак. Афанасьев пришел в себя.

— Что ты здесь делаешь, Николай?

Николай Иванович криво усмехнулся.

Афанасьева поразил его вид. Он постарел на десять лет. Голос его звучал глухо и устало, а лицо было страшно, — такое тупое, равнодушное отчаяние было в нем.

—Где ты был? — повторил вопрос Афанасьев.

— Был в гостях, в двадцатом номере.

— В двадцатом? — Афанасьев раскрыл рот от удивления. Было чему удивляться.

— Да, у моей любовницы.

— Кто она такая? — быстро спросил Афанасьев.

— Проститутка, — равнодушно ответил Тришатный.

— Как ее фамилия?

— Баронесса Шталь. Если хочешь, пойди к ней. Интересная женщина. Не знаю фамилии, под которой она теперь живет. Все равно. В двадцатом номере только одна женщина. Третий этаж, налево. Она очень гостеприимна …

Он усмехнулся,

— Прощай, дядя!

— Стой, — остановил его раздираемый яростью Афанасьев. — Как она выглядит?

Николай Иванович тупо поглядел на него, как будто не понял вопроса.

— Какое у нее лицо, волосы?..

— Обыкновенное. — вяло пожал плечами Тришатный. — Тебе понравится. Красивое, пожалуй. Рыжая. Мне все равно.

Он говорил сонным, монотонным голосом.

— У нее есть братья?

— Ах, ты про этих… Ну какие братья! Шпана. Коты. Прощай!

Он пошел к выходу, сгорбившись, шаркая ногами.

Афанасьев, вне себя от изумления, следил за ним, пока он не скрылся в дверях.

— Что с ним случилось? — подумал он. — Точно мертвый.

Что за чудеса!

Он покраснел, вспомнив, как чуть не попался на удочку.

Пошлая мистификация! Развлекающаяся проститутка!

—Дурак… дурак… а еще партиец! Нет, уж больше этого не повторится. Он плюнул и пошел в клуб.

* * *

В клубе его поймал Шварц.

— Мне очень нужно с вами поговорить, товарищ Афанасьев.

Они пошли в полутемную канцелярию.

О чем они там говорили, откроется через одну главу. — Но во всяком случае, по–видимому, военлет Афанасьев не отличался твердостью своих решений, потому что через полчаса, прощаясь с Шварцем, он сказал ему:

— Итак, сегодня ночью я на углу Малого Власьевского, против дома № 5.

ГЛАВА XI. НОЧНОЕ СВИДАНИЕ.

Над крышами глухого переулка бежали слепые облака. Луна текла им навстречу, путаясь в их серых клочьях. Афанасьев нетерпеливо посматривал на темные окна дома № 5.

Торжественно и гулко звучали шаги случайных прохожих. Спасские на Красной площади пробили три часа.

Он уже начинал жалеть, что пришел на это свидание.

Очевидно, он дал маху, и не произойдет того, чего он ожидал.

Недалеко от Афанасьева пропел петух, и вслед за этим одно из окон третьего этажа осветилось, хлопнула оконная рама, и женский голос тихо, но внятно произнес:

— Вы здесь?

Афанасьев откликнулся. Голос продолжал:

— Войдите в подъезд. Он не заперт. Дворник за углом, но он всегда спит. Спасибо вам, что пришли.

Окно захлопнулось. Афанасьев шмыгнул в подъезд. Электричество в вестибюле не горело. Было совсем темно. Только на лестнице брезжил слабый свет, проникающий из круглого окна на втором этаже.

Прошло минут пять. Афанасьев напряженно прислушивался. Вот — скрип двери и чье–то неровное дыхание…

Афанасьев прижался к стене, стараясь стать как можно более плоским. Кто–то осторожно продвигался вперед. Афанасьев уловил едва слышный шелест макинтоша.

В то же время со стороны лестницы послышались легкие осторожные шаги. В стекающем сверху слабом лунном свете показался тонкий, стройный силуэт.

Тот же женский голос опять спросил;

— Вы здесь?.. Я жду вас… Только, ради бога, тише! — Голос дрожал от волнения. — Мне удалось обмануть моих братьев и подобрать ключ от квартиры. Сейчас их нет дома… Подойдите ко мне.

Она чиркнула спичкой и, щурясь, стала всматриваться. Ее лицо в красных струях волос напоминало теперь лицо Медузы. Дрожащие тени бегали по нему. Спичка в руке дрожала. Она поддерживала на груди байковый халатик, одной ногой нащупывая ступеньку.

— Скорей, скорей, — шептала она… — Идите за мной. — Афанасьев искоса бросил взгляд в темные углы вестибюля. Свет спички не доходил до них. Одним ухом чутко прислушиваясь к шорохам за своей спиной, он сделал несколько шагов по направлению к девушке. Вдруг она круто повернулась к нему.

Вторая спичка догорала в ее руке, и она заговорила поспешно, как будто для того, чтобы успеть увидеть впечатление от своих слов на его лице.

— Знаете, почему я вас позвала? Вам нужно это знать,