Она хотела сказать еще что-то, и Розенфельд ждал продолжения. Нельзя было спрашивать - не ответит. Нельзя было не спросить - она могла думать именно о том, что ему нужно было знать.

Он принял единственное, как ему показалось, правильное решение: придвинулся к мисс Бохен и обнял ее за плечи. Не крепко, едва касаясь - просто обозначил присутствие.

Мимо по аллее прошли двое мужчин - молодой и пожилой. Молодой был в строгом черном костюме-тройке, какие сейчас можно увидеть разве что в музее устаревшей моды, но ему это, видимо, казалось, проявлением собственного достоинства. Он доказывал что-то спутнику, а тот шел, потупив взгляд и небрежно постукивая палкой по гравию. Поношенные джинсы и облезлая, видавшая виды, куртка. Молодой смотрел вперед, пожилой бросил косой взгляд на Розенфельда, нахмурился и отвернулся. Глядя на их спины, Розенфельд подумал странное: сейчас пожилой споткнется, а молодой продолжит идти, развивая мысль, и не станет оборачиваться.

Пожилой не споткнулся. Он остановился, будто налетел на стену, оперся на палку и обернулся. Молодой шел дальше, жестикулируя правой ладонью, будто рисовал в воздухе невидимые знаки - возможно, математические.

Пожилой крикнул что-то своему спутнику, тот не расслышал. Пожилой потоптался на месте и медленно побрел обратно - к скамейке: будто, почувствовав неожиданную усталость, решил присесть рядом.

Розенфельд попробовал убрать руку с плеча мисс Бохен - поза была, наверно, не совсем приличной в этом парке, в этом обществе, в этой профессорско-строгой реальности - но Дженнифер откинулась на спинку скамьи, оперлась на его руку, ей нужна была его поддержка, она знала этого человека, и, похоже, его появление было ей неприятно.

Он подошел и сказал:

- Мисс Бохен. Мои соболезнования. Все произошло так неожиданно.

Все еще опираясь на руку Розенфельда и не поднимая взгляда, мисс Бохен произнесла с оттенком осуждения:

- Это была ваша идея, профессор.

Пожилой стоял перед ней, покачиваясь, будто в спину его подталкивал сильный ветер.

- Да, и я хотел объяснить...

- Ничего вы не хотели объяснять! - возмутилась мисс Бохен.

- Скорее вы ничего не захотели слушать, - печально проговорил пожилой, и Розенфельд понял, что неправильно оценил его возраст. На первый взгляд - лет шестьдесят, но вблизи этот человек производил впечатление глубокого старика. Лет восемьдесят пять, а то и все девяносто. Морщинистое, как печеное яблоко, лицо, сухая кожа, глубоко запавшие глаза, тонкие, едва заметно дрожавшие пальцы. Только взгляд из-под густых седых бровей был молодым, зорким, умным - и хитрым.

Старик перевел взгляд на Розенфельда, которого, похоже, только сейчас изволил увидеть.

- Я вас видел вчера на факультете, - сказал он. - В коридоре. Вы?..

Розенфельд не мог встать, на руку опиралась мисс Бохен, а отвечать сидя ему показалось невежливым, и он привстал, понимая, что выглядит довольно смешно.

- Доктор Розенфельд, эксперт-криминалист, муниципальная полиция Бостона.

- Доктор, - поднял брови домиком старик. - Криминалист. Оксюморон, вы не находите?

- Это была ваша идея, профессор Бауэр! - Мисс Бохен бросила обвинение, будто тяжелый металлический шар, ударивший старика в грудь - он отступил на шаг и даже немного пригнулся.

Профессор Бауэр. Математик. Бохен опубликовал с ним в "Математикал ревю" совместную работу по математическим основаниям теории струн. Розенфельд пытался читать, но ничего не понял, потому что слов в статье почти не было, кроме "если", "то" и "очевидно, что..."

Нужно было пригласить профессора сесть, но на скамье не хватало места для троих.

- Да. - Бауэр перевел взгляд на мисс Бохен. Опираясь на палку всем телом, он наклонился вперед. - Поверьте, это было необходимо. Я старик, и скоро... Хочу сказать, что знаю, как обстоят дела на нашем кладбище.

- При чем здесь... - начала мисс Бохен, но Бауэр гнул свое:

- Очень дорогая земля, кремация куда дешевле. Коллега Гусман в прошлом году...

- Вы не дождались моего приезда!

Бауэр покачал головой и кивнул.

- Если бы выслушали Ставракоса...

- Я не хочу выслушивать оправдания!

- ...То узнали бы, что кремацию провели утром, поскольку на четыре часа пополудни назначено было заседание кафедры, которое невозможно было перенести...

- Невозможно! - вскричала мисс Бохен, и Розенфельд полностью с ней согласился.

- ...поскольку такого никогда не происходило за сто лет существования Института перспективных исследований, - закончил фразу Бауэр.

- Вы бы нас поняли, - сказал он после паузы голосом не столько извиняющимся, сколько наполненным горького обвинения, - если бы не были так...

Он пожевал губами, не найдя нужного слова. Розенфельду показалось, что Бауэр точнее выразил бы свою мысль с помощью формулы, он даже провел концом палки по гравию, но не оставил следа, а только сам едва не потерял равновесие.

- Традиции, - горько сказала мисс Бохен, - выше человечности.

Розенфельд высвободил, наконец, руку и встал.

- Прошу прощения, профессор, - сказал он, - садитесь, пожалуйста.

Бауэр благодарно кивнул. Сел он, однако, в одиночестве: мисс Бохен встала и взяла Розенфельда под руку, отчего тот смутился и не расслышал несколько слов, сказанных Бауэром. Окончание фразы заставило его прислушаться. Бауэр сел, прислонил палку к спинке скамьи - он будто и внимания не обратил, что мисс Бохен не пожелала сидеть с ним рядом.

- ...в точности соответствовало пожеланию вашего брата.

- Джерри не мог! - Ладонь мисс Бохен крепко вцепилась Розенфельду в локоть.

- Но было так, - мягко проговорил Бауэр.

- Джерри и мысли не имел! Он никогда не говорил со мной на такие темы! В его возрасте!

- Конечно, - кивнул Бауэр. - Он не думал, что умрет таким молодым. Но в разговорах о конечности существования мы с ним провели немало полезных часов. На многое он мне открыл глаза, на многое - я ему. Это изумительно красивая математика.

- Боже... - пробормотала мисс Бохен. - Он сошел с ума.

Розенфельд так не думал. Взгляд старика был разумен, слова содержали смысл, который пока был непонятен, но, безусловно, имел отношение к случившемуся.

Мисс Бохен хотела уйти, не желала слышать этого человека, хотя сама требовала объяснений. Она потянула Розенфельда за рукав, и он оказался в неприятном положении выбирающего из двух зол. Он не хотел отпускать мисс Бохен одну, боялся ее потерять, но не хотел и уходить, не услышав аргументацию Бауэра