— Посмотрим, — сказал он. — Сейчас отправимся на место и его с собой возьмем.

…Над головой в темноте только угадывались тяжелые, густые облака. То и дело начинался, переставал и опять за свое холодный сеющий дождь, ночь была ни дать ни взять осенняя, а стояла середина мая. Идти пришлось минут десять по шпалам в сторону села. Полотно свернуло вправо, прошло, как по короткому ущелью, между двух каменных «щек» и потом уже выпрямилось, как будто резко натянули его оттуда, издалека. Могилев заметил человеческую фигуру, которая, сжавшись от дождя, застыла неким памятником метрах в ста от поворота.

— Это наш, — сказал ему сержант, — я его поставил, чтобы место охранял. Следы ведь вам нужны…

Могилев еле сдержался, чтоб не рассмеяться:

— От дождя он тоже охраняет следы? Ладно, пойдем быстрее, отпустим человека под крышу.

— Мы уже пришли, — с ноткой обиды заметил сержант.

Могилев огляделся. Чуть видны за поворотом огоньки станции. Кругом шумящий, как далекая людская толпа, лес, два-три «светлячка» там, где село, и все. Место, что говорить, романтическое… Насыпь здесь высокая, на полотно можно взобраться по расшатанной деревянной лесенке, у которой ступеньки уцелели через одну. По земле к ней ведет тропинка.

В руках Светланы уже вспыхивает молниями фотолампа. Могилев зажег свой карманный «прожектор» и неторопливо ощупывал светом землю и шпалы (не все же смыл проклятый дождь!).

— Далеко отсюда ваш дом? — спросил он Подосенова.

— Нет, рядом. Вон в той стороне.

— Вы говорили, что это место не по пути к станции?

— Ни в коем случае. Широкая дорога есть, прямо через село, к самой платформе.

— А вон та тропка, у лесенки, — заметил Могилев, — она тоже от вас. Может быть, он решил сократить дорогу… Ладно, Игорь, вот что: сейчас вы идите домой, к своей печке, а завтра непременно позвоните мне на работу. Ничего что выходной, я буду у себя, вот телефон. Договорились?

Потом он взял под руку сержанта, который стоял отвернувшись, явно обиженный ироническим замечанием Могилева о дожде.

— Я хочу вас поблагодарить. Вы хорошо сделали, что позвонили нам.

— Да? — суховато переспросил тот.

— Вы меня извините, если я что… Я подумал, вот вы смотрите на меня: приехал, все распутает, — объяснял Могилев с юношеской непосредственностью, которой сам за собой не замечал, — а этот дождь, попробуй. Досада брала. Но теперь я вижу, что дело ой-ой-ой. Вот его след, — он осветил одну из шпал, — нашего потерпевшего. Внизу, под насыпью, немного шлака рассыпано, я обратил внимание, что он туфли вывозил в этом шлаке. Его след. А рядом другой. Хуже сохранился, но отпечаток мы снимем. Это кеды. Наш потерпевший сюда поднялся с тропинки по лесенке. И он был не один. Кто-то шел за ним, похоже, от самого села.

— Я же говорил, тот парень… — Сержант, не отрываясь, смотрел Могилеву в лицо.

— Погодите, того рано подозревать. Я знаю только, что наш второй, в кедах, ростом ниже первого. Смотрите, у него шаг не достает от шпалы до шпалы. Они шли… Дальше уже дождь поработал. Этот второй сильно надеялся на дождь. Кстати, как вы в протоколе записали фамилию погибшего?

— Петренко. Там же есть читательский…

— А Игорь Подосенов, этот парень, говорит, что погиб его друг Нэмир Кравец, футболист из нашего «Экспресса».

— Батюшки… — проговорил сержант. — Боже ж мой, я их всех хорошо знаю, я так болею за них. Кравец — бьющий нападающий… Им сейчас до высшей лиги недалеко, как они теперь… Вы уверены, что он не врет?

— Откуда же я уверен, — сухо ответил Могилев, опять раздосадованный: оказывается, для некоторых смерть — это смерть, а смерть футболиста — всего лишь смерть футболиста. — Сейчас кончим здесь, и нужно пройти по селу, порасспросить жителей, — продолжал он, — не видел ли кто чего. Это единственное, что мы пока можем сделать. — Он посмотрел на часы: — Спать, надеюсь, еще не все легли. А то придется ждать до утра. Без этого уезжать нельзя. Кстати, нужно, чтобы Никанора Кузьмича, машиниста, кто-нибудь проводил домой, человек в таком потрясении…

— Я сам потрясен, — торопливо заговорил сержант, — неужели Кравец? Но тогда Петренко… Чей это был билет? Вот и ищите Петренко. Вы-то быстро найдете, у вас, я вижу, все как у Шерлока Холмса.

— Какой Шерлок Холмс. Разве не видите, я больше похож на доктора Уотсона. Кстати, Шерлок Холмс не решает задачи, а подгоняет под ответ.

— Я хотел только сказать, у вас, наверно, большой опыт… Вы давно в уголовном розыске?

— Не очень. Три месяца. — Взглянув на сержанта, Могилев быстро добавил: — В комсомольском оперативном отряде раньше работал, нашем, мартеновском, может быть, слышали, в областной газете про наших ребят писали… — Он повернулся к Светлане, которая только что закончила свои съемки: — Сейчас идем в село.

— Дайте закурить, — глухо проговорила она.

— Вы разве… — удивленно начал сержант.

— Дайте, — повторила она. Зажгла спичку, и Могилев впервые за этот вечер обратил внимание, какие у «эксперта номер один» утомленные глаза…

ГЛАВА 3

Высокий широколицый человек с начинающей брать свое сединой, в светло-бежевом костюме и полуботинках, которые называют «зеркальными», неторопливо открыл дверь и шагнул в вестибюль городского отдела милиции. Увидев его, дежурный, только что громивший кого-то по телефону, вышел из своей стеклянной будки и, улыбаясь, протянул руку:

— Владимир Алексеевич, к нам? Какими судьбами?

— Здравствуйте, — отрывистым баском, слегка наклонив голову, отвечал тот. — Все приходится, и к вам приходится. Работает у вас тут… лейтенант Могилев?

— А как же? На третьем этаже его комната. Вы погодите, я позвоню, у себя ли он, чтобы вам зря не подниматься.

Но Владимир Алексеевич, сделав отстраняющий жест, уже направился к широкой лестнице, испачканной белилами. Все просторное трехэтажное здание хранило следы поспешных новоселий: милиция только недавно с великой радостью переехала сюда из тесного полуподвала.

Необычный посетитель не знал, что лейтенант Могилев, вызвавший его повесткой (это было принято как оскорбление), сидит уже давно запершись в кабинете, раздумывая, как он будет разговаривать с Владимиром Алексеевичем Цуниным, тренером футбольной команды «Экспресс», которого давно уже называют «вторым человеком в городе». Вынимает из стола дело о гибели Нэмира и прячет обратно. Почти все уже наизусть выучил… Последний лист — пока — вчерашняя беседа с Борисовым, Аркадием Николаевичем. Знакомясь, он называет себя: «Представитель спортивного общества…» и значительным шепотом добавляет какого.

Несколько дней пришлось гоняться за представителем, зато не зря. Целую историю он рассказал, как «закидывал удочки» в разных городах, изучал футболистов, материальное и всякое другое их