Шрифт:
Закладка:
Первые «гоп-стопы». Первые «наезды». Первые «стрелки». Я ещё школу не окончил, а уже заработал авторитет. Это не считая всего остального. Нормальные шмотки. Поход в ресторан со Светой, после чего — ночь в пустующей комнате рабочей общаги, которую использовали для свиданий многие «на районе», если было чем заплатить надрывно кашляющему старичку-вахтёру с чернильно-синими перстнями на шести уцелевших пальцах.
Нормальная одежда для сестрёнки и брата, нормальные продукты для мамы. Зелёный горошек, мандарины под Новый год, палка сервелата, пахнущая правобережьем, а может — самим далёким Голливудом. И французские духи польского разлива, которым Света радовалась, как ребёнок — гэдээровской железной дороге.
И всё бы ничего, если бы не серые глаза мамы, в которых застыло отчаяние, потому что она-то всё понимала. Не могла не понять. Ни слова укора от неё я, конечно, не услышал, но этот взгляд… он меня, разумеется, не остановил, как не остановили бы никакие увещевания. У меня просто не было другого выхода. Или унылая, как переулок между бетонными складскими заборами, судьба работяги, с неминуемым концом в виде смерти от алкоголя, потому что жить так, не заливая реальность спиртягой, нереально. Или та дорожка, которая рано или поздно приводит туда, где небо в клеточку, а друзья в полосочку. Я выбрал второе…
…и всё-таки моя судьба оказалась не совсем такой, как можно было бы предположить. Не такой, как, скажем, у Борзого. Другой. Хотя неба в клеточку я всё-таки не избежал.
Луч прожектора идёт прямо на меня. Ухожу влево, в противоположном от него направлении, ныряю в неглубокую канаву, где на дне корка ещё не растаявшего снега, превратившегося в грязный лёд. Прижимаюсь боком к пустой бочке из-под минерального масла и жду, пока луч, лениво ощупав ржавый металл, не уйдет в сторону. После яркого света ночь кажется ещё темнее, но эта темнота неоднородна, и впереди отчётливо различимо довольно большое черное пятно — наша цель. Кажется, до неё рукой подать, но это только кажется. Ещё долго… очень долго.
Я вновь двигаюсь вперёд, то и дело отмечая кого-то их своих ребят, время от времени обозначающих себя. Все передвигаются чётко, как и я, избегая прожекторов. У противника, конечно, могут быть тепловизоры, но наша экипировка снижает и тепловую заметность, так что есть надежда, что в «час волка» часовой, даже если он с тепловизором, просто не обратит внимания на мечущиеся тени. Мало ли что может перемещаться в темноте?
Где-то коротко, отрывисто пролаял пулемёт — не в нашу сторону, и то хлеб. Вообще-то тишина здесь весьма относительная. В городе идёт бой, в его окрестностях тоже стреляют. На минутку останавливаюсь у какой-то будки — бывший кунг или просто ларёк, теперь не поймёшь — ошмётки фанеры на ржавом каркасе. Хочется закурить, но нельзя…
Опять пулемётный лай — стреляют, очевидно, из здания, но не по нам, а в другую сторону. Не Вик ли там работает? Если да, то это хорошо.
Наконец мы рядом с целью. Вик и его ребята уже здесь, мои тоже собираются потихоньку. Джанго, Бача, Македонец, Марио; вот из тьмы выныривает длинный, как жердь, Щербатый, за ним — последним из команды, запыхавшийся Джейсон.
Переговариваемся знаками. Хмурый с Живчиком уже определили расположение противника на первых этажах: три группы на первом, две — на втором. На третьем вроде тоже две, там, кажется, должны отдыхать сменные. Если не напортачим, проснутся они уже в аду. Что наверху, пока не совсем понятно, но много народу там быть не должно, максимум человек пять. Надо сделать так, чтобы они ничего не заподозрили до момента, пока мы не появимся снизу.
Быстро показываю Борзому его задачу — он берёт на себя группы первого этажа; одну мы зачищаем вместе, ввалившись через оконные проёмы, заложенные мешками с песком и кое-как зашитые фанерой. Пятеро бандеровцев дохнут на месте, не успев даже поднять оружие, но какой-никакой шум всё равно есть. Группа Борзого разделяется, моя тоже: заходим сразу по двум параллельным лестницам — и тут же нарываемся на часовых на лестничных пролётах. Но мы это и предполагали; короткая рукопашная, и мы на этаже. А противники всё-таки всполошились, хотя явно не понимают, что происходит. Судя по паре трупов у окон, Вик тоже работает. Бандеровцы мечутся из комнаты в комнату, а мы методично отлавливаем их и уничтожаем. Легко? Ну, если бы это было так же легко, как рассказывать об этом, мы бы уже Вашингтон брали, наверно. На самом деле без боя террористы не сдаются. Дерутся молча, как волки. У одного из тех, кого я отправляю к чертям в пекло, замечаю на шевроне вольфсангель — волчий крюк, символ танковой дивизии СС «Дас Райх», американской церкви сатаны и, конечно же, «Азова». Интересно, а говорили, что азовцев в Артёмовске нет, что уцелевших в Киев перетащили тушку Зеленского охранять…
Ага, азовцы — те ещё охранники; если их перевели в лейбштандарт[10] «кровавого клоуна», то скорее для того, чтобы сделать его короче на дурную голову, когда хозяева из Белого дома отмашку дадут… Не отвлекаться! Пригибаюсь, и противник с сапёрной лопаткой перелетает через мою спину; перехватываю на лету и приголубливаю об косяк лицом. Нормальный человек после такого бы вырубился — этот только кувыркнулся и тут же на ноги вскочил, замахиваясь своей лопаткой. Видали мы такое: экстази или, что более вероятно, какой-то дешёвый «дженерик» вроде пресловутого мефедрона. Эх-х… бью его штык-ножом снизу вверх, делая обманное движение левой рукой, — купился, а был бы не на «спидах» — не повёлся бы, наверно. Нож с неприятным звуком пробивает ткань чуть ниже дна нагрудного кармана его куртки… Ощущение — будто свинью колешь. Хотя разница, конечно, есть — враг уже мёртв, но его тело по инерции продолжает атаку, приходится уворачиваться, да ещё и так, чтобы опять-таки сильно не шуметь.
Из бокового коридора выскакивает Джейсон с окровавленным тесаком (из-за которого он в общем-то и получил свой позывной); с другой стороны появляется Щербатый, за ним маячит Македонец. «Чисто», — показывает Джейсон. «Чисто», — сигнализирует Щербатый. Я также жестами показываю им на лестницу наверх. Третий этаж.
Народу
