вытянуть из девчонки проблемы? А нужны они ей? Нужны, конечно. Хотя бы чтобы обратить их себе на пользу, но… Впрочем, стараться изображать из себя что-то, кажется, даже не так уж и нужно. Потому что девчонка, помолчав и шмыгнув носом пару раз, сама начинает вываливать свои проблемы. Инга не понимает подобных приступов откровенности. С посторонними. Тут даже от родни порой за подобное может прилететь в самый неожиданный момент, а эта — откровенничает перед посторонней! Совсем мозгов, по-видимому, нет.

Любовная драма с элементами неприятия в обществе… Какая прелесть! Инга не фыркает. По крайней мере вслух. Только отмечает про себя, что причины банальны и не должны по идее служить поводом для рыданий.

Подружки на поверку оказались подружками только потому, что это выгодно? Любимый мальчик на самом деле не испытывает тех же чувств, а притворяется ради удачного брака? А! Он даже не притворяется, а просто старается быть дружелюбным с подружкой сестры? И что? Это повод для истерик? Не лучше ли использовать их в ответ? Инга так и поступала… по большей части. Если не считать Вадима и Светки, конечно. Которые как раз-таки и подтверждают, что доверие не стоит того. Совершенно.

— Я… я не знаю, что можно сказать, чтобы тебя… вас утешить, — чуть неуверенным тоном начинает Инга, позволяя себе приобнять девчонку… Лий!.. её зовут Лий… Вернее — эйн Лийнира. Главное теперь не забыть это обращение опять… — Но имеет ли смысл расстраиваться из-за того, что те, с кем ты… вы хотели дружить, оказались недостойны вашей дружбы?

— Но… они… — девчонка шмыгает носом и трёт ладонями заплаканные глаза. — Это…

Это — чушь несусветная! Подростковая драма, на которую лень тратить время и силы. Но Инга позволяет девчонке рыдать у неё на плече, мысленно считая до ста и обратно. Наверное, можно ещё дыхательные практики вспомнить…

— Они — такие, какие есть. Вы не сможете их изменить. Да и… надо ли? — Девчонка поднимает покрасневшие глаза, заставляя мысленно скривиться. Нет, в принципе, эта блондиночка малолетняя даже зарёванная выглядит достаточно мило — впору завидовать! — но… как же бесят эти любовные и не только страдания!.. — Вам стоит либо оборвать общение и найти другу компанию, либо принять его таким, какое есть.

Ну, в самом деле! Что ещё сказать-то? Можно, конечно, про коалиции поговорить, но это будет уже и вовсе выпадением из образа! Инга и так очень недовольна сказанным. Ну, не вяжутся подобные размышления с видом наивной девочки-сиротки… наверное. Хотя сиротки в таком мире, как этот, вряд ли могут быть наивными… и живыми. Наивность и вера в чужое благородство — удел таких, как эйн Лийнира. Но всё же Инга заставляет себя неловко улыбнуться и проговорить что-то про то, что она слышала нечто такое от… кого-то там. Девчонка, что даже удивляет, учитывая, что она всё же не полная дурочка, принимает объяснение. Скомкано извиняется и сбегает.

Прекрасно!

Инга хмыкает. Интересно, во что можно развить этот разговор?

IV

Алексей довольно улыбается. Да, это глупость, да, по возвращении его ожидает очередное наказание, но это определённо того стоит! Даром, что ли, он столько времени продумывал… вот это? Тем более, что он не сбегает… насовсем. Но бесконечные работы по перетаскиванию камней в компании таких же проштрафившихся и этих монстров… которые, вроде как, были в том же зале, что и они с крысой… уже сводят с ума. Так что — плевать. Хотя бы один день провести так, как хочется.

Алексей, оборачивается, чтобы убедиться, что за ним сейчас и правда никто не следует, и перепрыгивает низкую в этой части стену и медленно спускается по склону. До обрыва, за которым — километры пустоты, не так, чтобы очень далеко, но, если идти вдоль, то… То, например, можно добраться до вполне себе интересных местечек. Как вот эта Чаша, как её называли слуги, разговоры которых удалось пару раз подслушать… чаша и есть — огромная одинокая каменюка с глубокой выемкой по центру, в которой можно лечь на спину и просто смотреть в небо на проплывающие редкие, как ни странно, сегодня облака. И ни о чём не думать… Можно даже представить, что сейчас он лежит на крыше родной пятиэтажки, ключ от выхода куда он несколько лет тому назад успешно стащил у дворника… Вернул потом, правда, когда сделал дубликат. И дворник даже не успел заметить пропажи!

Можно…

Только вот это — не более, чем фантазии.

Алексей вздыхает. Он понятия не имеет, что ему делать дальше. Как вырваться из рабства? И куда потом идти? Да, он признаёт, что в тот, первый день, сглупил — пытаться сбежать, не зная, ни где он находится, ни что вокруг, было более, чем глупо. Да. Но он не жалеет о сделанном — всё равно итог был бы тот же. Ошейник, браслеты. По словам товарищей по несчастью — тех, кто всё же время от времени снисходит до разговоров с ним, Алексей знает, что ошейник снять невозможно. Ни самому, ни при помощи магов. Даже хозяева не могут вернуть свободу… Зато продать или обменять — запросто!

Как же это унизительно!

А если бы ему тогда удалось сбежать?..

Алексей качает головой — максимум, что было бы, это полёт вниз головой со скал.

Голоса раздаются внезапно. Алексей съёживается, надеясь, что его не увидят. Не хватало ещё терять единственный выходной — пусть и самовольный — из-за кого бы то ни было. Он вслушивается в звуки, пытаясь понять… хоть что-то. Неужели, за ним всё-таки следили, а он и не заметил? Голоса, шаги. И почему в тот единственный день, когда ему удалось сбежать хотя бы ненадолго, кто-то обязательно должен всё испортить?!

— Я не думаю, что это хорошая идея, эйн Лийнира, — различает слова Алексей. Голос женский. Встревоженный. Но понятнее не становится.

— Успокойся, — отвечает, видимо, эта самая Лийнира. Кто это такая, Алексей не имеет ни малейшего понятия. Да и не очень-то и хочет иметь. — Мы не уйдём далеко. Так что нет необходимости так сильно трястись.

— Э… ваши родители рассердятся.

— Если узнают, — голос раздаётся едва ли не над ухом, от чего Алексей дёргается, ударяется локтем о камень и шипит сквозь зубы. Замирает, надеясь, что его не услышали. — Кто здесь?!

Зря…

Алексей вздыхает и медленно выглядывает из чаши. Озирается. Голосов было два, но мало ли —