половина из которых, к сожалению, уходит на ненужные Инге сплетни! Увы, поговорить удаётся либо во время таких вот моментов, когда рядом нет никого постороннего, либо перед сном. Но к вечеру всё, о чём Инга способна думать, это лечь поскорее и провалиться в сон. Она поджимает губы, злясь на то, что за прошедшие десять дней ничего вообще не сделала для того, чтобы изменить положение хотя бы в пределах этого поместья!

Ох, не надо об этом. А то она и так уже ловит себя на том, что трёт кастрюлю с такой силой, что странно, как в той до сих пор не появилось дыры. Да ещё и Эттле смотрит удивлённо… Инга виновато улыбается, стараясь, чтобы это выглядело максимально наивно, и продолжает отмывать оставшуюся от ужина хозяев посуду.

Значит. Ливень завершился, магия изменилась. Выжившие пытаются восстановить свою прежнюю жизнь.

Инга сильно сомневается в том, что у них это получится. Как правило, к прошлому нет возврата. Как бы этого кому-либо ни хотелось.

Девчонка… внучка хозяйки поместья… решила вмешаться, и в результате они с придурком-Царёвым оказались здесь. И вот тут уже и непонятно — на кого злиться сильнее — на глупую девчонку, которая слишком маленькая, чтобы уметь просчитывать последствия от своих глупостей, или на идиота, за последние десять дней ухитрившегося семь раз подраться, заработать четвёртое по счёту наказание в местном варианте карцера… Инга не помнит, как это тут называется, да и не хочет помнить… но так и не приобрёл ни капли дополнительных мозгов! И плевать бы на него — в конце концов, в прежнем мире человеку был третий десяток — но из-за его выходок рушатся даже самые намётки хорошей репутации Инги! Ведь мало того, что они появились тут вместе, так магия… магия, при мысли о которой разбирает злость и зависть… магия посчитала их братом и сестрой! Само собой, что теперь, после всего, что этот придурок успел натворить, и на неё саму смотрят косо. Как же это бесит!

Травануть его, что ли, чем-нибудь?..

А где яд брать?

Инга споласкивает кастрюлю и принимается за достаточно уже отмокшую сковороду. Ну, она надеется, что та действительно успела достаточно отмокнуть. Потому что иначе Инга не знает, как будет отдирать пригоревший и застывший жир.

Магия…

А как заманчиво это звучит! При том, что Инга никогда не мечтала о подобном. Но… было бы прекрасно иметь возможность колдовать. Учитывая то, что магов в мире после Ливня мало, это было бы неплохим активом. Вряд ли кто-то из выживших отказался бы от личного мага!

Ха! Можно подумать, что избавляться от одного рабства, влезая в другое — дельная мысль! Плевать, конечно, на сам факт рабства… всё же Инга не настолько помешана на свободе, чтобы предпочесть её возможности жить в безопасности с крышей над головой. Но попасть в зависимость в условиях, когда вообще не очень-то понятны правила игры? Пусть подобные глупости совершает Царёв! У него как раз на подобное интеллекта и хватит.

Сковорода отмывается неохотно. Но Инга не сдаётся.

Молчание давит на уши. Впервые за всю свою жизнь Инга ненавидит тишину. А ведь раньше считала, что это — лучшее, что может быть. Но молчание рядом с другим человеком, чьи мысли неизвестны, вызывает опаску… С тех самых времён, когда… Инга отбрасывает воспоминание о Валере. Его тут как раз и не хватает! Но молчание… и ведь не сделать ничего — хозяева напрямую запрещают прислуге разговаривать даже между собой. Ну, исключая моменты, когда надо прояснить рабочие вопросы. Эттле, конечно, слишком бесхитростна, чтобы можно было заподозрить её в чём-то, но… Инга вооружается ножом и пробует отодрать наиболее сильно приставший жир при помощи него. Раздаётся скрежет, от которого морщится и сама Инга, и Эттле.

А если начать менять своё положение, то кого следует использовать?..

Прислуга не в счёт. Разве что только в качестве источника информации. Да и то — сомнительного. Потому что — что вообще могут знать эти люди, которые за пределы поместья, расположенного высоко в горах, о том, что происходит в остальном мире?!

Тогда… хозяева? А кто? Инга улыбается, видя отчищенную наконец-то сковороду. Прекрасно!.. Ну, да. Гордиться тем, что удалось отмыть посуду после того, чем она занималась на Земле… Инга кривит губы и выбрасывает ненужную мысль, возвращаясь к прежним размышлениям. По всему выходит, что пытаться надо воздействовать на девчонку, по милости которой они двое тут оказались. Она единственная из тех, кого Инга успела увидеть, достаточно наивна в силу возраста. И это вполне можно использовать в своих интересах. Тем более, что это тело, в котором Инга теперь заперта, как раз по возрасту где-то рядом с девчонкой. Так что можно сыграть на этом…

Инга передаёт сковороду Эттле и довольно выдыхает. Посуда закончилась! Теперь только протереть столы, подмести пол — сегодня мыть его будут другие — и можно отправиться к себе. До утра.

***

Лий поджимает губы, стараясь не выдавать того, насколько ей сейчас обидно слышать такое! Она заставляет себя улыбнуться и склоняет голову в положенном этикетом — ещё там, старым, что был до Ливня! — приветствии. И надеется, что никто из присутствующих здесь не видел, как она зашла несколько минут назад. Потому что это слишком унизительно — знать, что все курсе того, что она подслушивала! Лий клянётся себе, что это был последний раз, когда она опускалась до подобного.

И понимает, что вряд ли сдержит клятву…

Хотя в этом и есть смысл — услышать ещё хоть когда-то, что та, кого она всегда считала лучшей подругой, на самом деле воспринимает её не более, чем забавной зверушкой, не просто неприятно… Обидно. Настолько, что хочется сбежать домой, забиться в комнату… в шкаф закопаться, как в детстве!.. и остаться там до скончания веков.

А ведь именно семья Трок была одной из тех, кто первыми начал восстанавливать мир после окончания Ливня! Пусть Лий тогда было всего десять с половиной, и никто бы и не подумал посвящать её во что-то серьёзное, но она помнит это. И то, с какой благодарностью относились к ним тогда люди, которых удалось спасти! А теперь… эти самые спасённые, возомнившие себя избранными — Лий прекрасно знает, что большинство из тех, кто теперь величает себя аристократами, до Ливня были не более, чем простолюдинами, не смевшими и мечтать о том, чтобы встать вровень со старыми семьями! — говорят, мол, пора спасателям подвинуться! Как это низко!

Хотя мама бы сказала,