— Вы не боитесь тяжёлой работы? — подхватывает старшая дама, чуть меняя позу, от чего юбки тёмного платья, которое Инга, происходи эта сцена на Земле, посчитала бы вдовьим, с шорохом скользят по полу, на мгновение приоткрыв вид на носки чёрных похожих на замшевые туфель. Зачем делать настолько длинную одежду?..

— Нет… в смысле… я не уверена, что то тело, в котором сейчас нахожусь, способно… — серьёзно! Эта девчонка, в которой Инга сейчас заперта, совершенно хилая. Тем более для того возраста, в котором, как Инге кажется, оно находится. На что она вообще будет способна в этом теле? — Но я готова…

— В таком случае вам придётся это надеть, — та, что помоложе — Инга до сих пор не слышала их имён, не считая того мужчины, имени которого всё равно не запомнила, и не уверена, что они вообще представятся… хотя… — берёт из рук третьей женщины, всё это время остающейся безмолвной тенью, стоящей за левым плечом старшей дамы, чёрный кожаный ошейник с заклёпками. И браслеты. Инга на мгновение вспоминает свои подростковые годы и увлечение металлом… Которое, конечно, сохранилось до сих пор, но одеваться в кожу и навешивать на себя цепи теперь она бы не стала… Ошейник. Вероятно — рабский. И, учитывая магию, в которую упорно не хочется верить, положение раба тут далеко не так просто сбросить, как на Земле. Во всяком случае просто сбежать не выйдет… Инга прищуривается. — Как вы понимаете, мы не можем быть уверены в вашей лояльности. Учитывая обстоятельства вашего здесь появления. И… поведение вашего спутника.

— Он успел ещё что-то сделать? — уточняет Инга, призывая на голову этого придурка все проклятия, какие может вспомнить. Он решил показать характер? Какая глупость. И ей теперь за него расплачиваться!

— Попытался сбежать, — отмахивается старшая дама с таким видом, будто бы не произошло ничего необычного. Та, что помоложе, при этом на мгновение поджимает губы, выдавая раздражение. И Инга готова его с ней разделить, если то направлено на этого придурка! Полностью!

— Наверное, он всё ещё под впечатлением от случившегося, — осторожно произносит Инга. Идиот! Даже в ином мире... если, конечно, это не бред валяющегося в коме — в лучшем случае — тела… этот придурок портит ей жизнь! Она на несколько мгновений прикрывает глаза, заставляя себя успокоиться. Потом вздыхает и, стараясь, чтобы на лице не было ничего, кроме искреннего желания «быть хорошей», протягивает руку к ошейнику. Тот оказывается гораздо тяжелее, чем могло бы показаться. Инга взвешивает его, чувствуя холод заклёпок. Потом застёгивает его на шее, ощущая, как на мгновение тело прошивает холодной болью. Которая, впрочем, пропадает раньше, чем Инга успевает на ней сфокусироваться. Потом также надевает оба браслета. Краем глаза замечает одобрение на лицах всех трёх женщин. И с трудом сдерживает улыбку. Тем более, что до радости ещё слишком далеко…

III

Кожа на ладонях сморщилась от долгого контакта с водой. Но по крайней мере теперь хоть ногти не пугают забившейся под них грязью. Инга ополаскивает кипятком очередную тарелку, передавая её Эттле, которую в очередной раз сослали на кухню за какую-то провинность. Свою или своей непосредственной хозяйки — той самой девчонки, из-за которой Инга и этот придурок оказались здесь — которая явно неспособна не ввязаться во что-то… Эттле, поминутно сдувая с глаз тёмную чёлку, протирает тарелку полотенцем и укладывает в стопку с остальными, постепенно растущую справа от неё.

Инга между делом думает, что умереть в одном мире только для того, чтобы в другом стать посудомойкой — так себе судьба. Можно было бы и что-то получше… Ох конечно, Инга не собирается всю оставшуюся жизнь провести в качестве прислуги! Вовсе нет. Но пока что приходится терпеть вот это всё. Просто для того, чтобы выглядеть в глазах окружающих человеком, которому можно доверять.

…Ну, не то, чтобы она планирует их предавать… Для этого надо бы знать хотя бы приблизительный расклад сил, а не только то, что можно вытянуть из рассказов прислуги, которой — в силу малообразованности — верить получается только в том, что касается самых простых вещей.

Но хотя бы что-то Инга узнала.

Например — про то, что десять лет тому назад на этот мир обрушился Ливень. С большой буквы. Чем именно он был — Эттле, чья комнатка находится рядом с той, что отвели Инге, не смогла объяснить. Как и остальные служанки. А старшая — та самая бледная, едва ли не бесцветная, женщина, что сопровождала хозяек поместья — до подобных разговоров и вовсе не снисходит. Так что приходится выстраивать пока ещё находящийся в зачаточной стадии план на том, что есть. Это, конечно, дико бесит, но сделать Инга всё равно пока что ничего не может…

Ливень. Который длился пять лет. И за это время смыл, ну, либо просто затопил большую часть мира. Города, деревни и, само собой, их жителей. Сколько именно погибло — никто не возьмётся подсчитывать. Тем более, что сейчас — спустя пять лет после окончания Ливня — выжившие едва-едва начинают приходить в себя…

А кроме того — Ливень что-то сделал с магией, и теперь ей пользоваться то ли нельзя, то ли опасно, то ли и то, и другое.

Инга хмыкает последней мысли, отскребая от чугунной сковороды успевший застыть жир. Вот нормального моющего средства сюда не хватает! Она заливает сковороду кипятком и оставляет её в покое, решая пока что заняться большой кастрюлей. Хотя один только взгляд на остатки каши на дне заставляет желудок сжаться от отвращения.

Гадость. Вот недаром она на Земле вообще старалась обходиться тем, что не требует долгого стояния у плиты и перемывания горы посуды потом! Тем более — такого мерзкого, как эта каша… она и на вкус-то была не очень, кстати говоря.

Чтобы хоть как-то отогнать от себя мысли, вполне себе способные привести к… нехорошему… Инга продолжает прокручивать в голове то, что удалось в перерывах между работой — бесконечной работой! — от Эттле. Которая, к счастью, та ещё болтушка. Инге даже немного неловко из-за того, что она вот так вот пользуется чужой наивностью… Она бросает исподтишка взгляд на темноволосую высокую девушку, которая старше нынешнего тела Инга лет на пять… Ладно, Инга же всё равно не делает ничего плохого? Только расспрашивает. И всё. Ещё бы было больше времени на разговоры,