Там он повернулся, чтобы закрепить ремни безопасности, и сказал мне: “Молодец, Петтер-Бауэр, ты предоставлен самому себе. Выруливайте обратно на взлетно—посадочную полосу 13 — используйте мой позывной — как только облетите круг - увидимся снова в эскадрилье ”. Он отсоединил косичку, соединявшую микрофон его маски и наушники с радиосвязью, и исчез из виду.

Мюррей Хофмейер .

PB в рассеянии после первого соло .

Я не испытывал чувства эйфории или достижения, пока не оказался в воздухе. Пустое место рядом со мной подчеркивало тот факт, что я достиг важной вехи. Внезапно мне стало нравиться то, что я делал. На последнем заходе на посадку я увидел пожарный джип у порога взлетно-посадочной полосы и знал, что Мик Макларен внимательно наблюдает за мной. Я не подвел его. Я совершил самую плавную посадку.

Немного ранее командир нашей эскадрильи, летный лейтенант Кен Эдвардс, отправил Джона Барнса в одиночку с налетом на тридцать минут меньшим, чем у меня. Только летные лейтенанты Кен Эдвардс и Мик Макларен имели право отправлять студентов в одиночку. Это было явным преимуществом для их собственных учеников, потому что, когда другие инструкторы решали, что их ученики готовы, один из этих двух старших инструкторов должен был проводить тест в одиночку; дополнительная нагрузка для любого студента, пытающегося преодолеть свое первое препятствие.

К тому времени, когда был совершен последний самостоятельный полет, наше число сократилось до двенадцати, двое были вычеркнуты за отсутствие качеств пилота. Но теперь пришла вечеринка соло!

Командир крыла Арчи Уилсон только что сменил командира эскадрильи Уайта на посту командира звена в Торнхилле. Он зашел на нашу вечеринку через некоторое время после ее начала. Поскольку никто из нас не привык к алкоголю, мы были уже изрядно навеселе от шампанского, которое мы обильно распивали, произнося тост друг за друга с бессмысленными речами. В результате я могу вспомнить только два события.

На одном из них Гордон Райт предложил командиру крыла выпить и, передав ему бокал, обнял нового командира за шею, прежде чем громко поприветствовать его в Торнхилле. Гордон, не обращая внимания на яростное выражение лица командира крыла, продолжил свое приветственное заявление. К счастью, он не сопротивлялся, когда летный лейтенант Эдвард не слишком нежно убрал его руку с шеи командира. Второе воспоминание относится к более позднему вечеру. Я стоял на столе рядом с открытым окном, играя на аккордеоне, когда решил тайком пописать через открытое окно. Это не сработало слишком хорошо! Я потерял равновесие и головой вперед выпал из окна в темную ночь.

На какое-то время полеты стали очень приятными, потому что фигуры высшего пилотажа и небольшой бреющий полет давали передышку между непрерывным вращением, вынужденными посадками и бесконечными кругами и заходами на посадку. На каждые два полета с инструктором приходилось по одному полету в одиночку. Напряжение спало, и желудки привыкли к ощущениям полета и запаху топлива. Но впереди нас ждало следующее и, по общему мнению, самое сложное препятствие — полет по приборам.

Для обучения полетам по приборам на многих самолетах использовалась система брезентовых экранов, установленных вокруг пилота, чтобы он не мог выглядывать из кабины. Такое расположение кресел бок о бок было опасным, поскольку оно закрывало обзор инструктору по левому борту самолета, тем самым ограничивая его способность хорошо наблюдать за другими самолетами.

Дизайнеры Provost решили проблему с помощью уникального решения. Они установили прочный экран желтого цвета, который находился вне поля зрения между приборной панелью и защитным экраном двигателя. Для обучения полетам по приборам его подняли и зафиксировали на месте, закрыв все переднее ветровое стекло. Поворотные панели желтого цвета, которые шли вместе с основным экраном, закрывали боковые панели. Наконец, раздвижные панели на куполе обеспечивали боковое зрение. Когда все экраны были на месте, инструктор по-прежнему имел полную свободу обзора, хотя мир казался ему таким, как будто он был в желтых солнцезащитных очках.

Студент носил пару тяжелых очков, подобных тем, которые используют мотоциклисты; но линза для четкого обзора была заменена линзой из синего плексигласа. Внутри кабины все выглядело как сцена в синем лунном свете из старого фильма, но янтарный экран стал черным, как слоновая кость. При таком расположении можно было видеть только солнце, которое было настолько эффективным, что прямой просмотр солнца был вполне безопасен.

В течение первых пятнадцати минут или около того ‘под колпаком’ я страдал от высокого уровня клаустрофобии. Сочетание тугого парашюта и ремней безопасности, плотно прилегающей кислородной маски и больших, плотно прилегающих очков в маленьком мире синего цвета заставило меня бороться за дыхание. Однако к тому времени, когда мой инструктор прорулил большое расстояние до взлетно-посадочной полосы, я акклиматизировался и вполне освоился.

На этапах обучения полет по приборам (IF) был ничуть не сложнее, чем я ожидал, особенно в маленьком голубом мире, лишенном каких-либо внешних ссылок. С самого начала я страдал от головокружения, которое в той или иной степени испытывает большинство пилотов. Эта проблема сильно повлияла на меня; и она никогда не улучшалась на протяжении всех моих летных дней. Я просто должен был поверить, что мои приборы были правы, и признать, что мои чувства ошибались. Потребовалось много усилий и абсолютная вера в приборы, чтобы справиться со слабостью.

Как только я достаточно хорошо освоился с полным набором бортовых приборов и начал обретать уверенность, Мик Макларен накрыл основной прибор пластиковым держателем для автомобильных номерных знаков. Потеря искусственного горизонта привнесла новое и бесконечно более сложное измерение в управление полетом, но, опять же, практика делала это постепенно проще. Затем был применен второй диск, чтобы убрать указатель направления из поля зрения, что усугубило трудности, поскольку магнитный компас было неудобно считывать и он допускал множество ошибок даже при прямом и горизонтальном полете.

В последней части каждого полета мой инструктор брал управление на себя и проводил самолет через серию резких маневров, чтобы запутать мое понимание того, что делает самолет. Я попытался использовать солнечный свет, проникающий в кабину с постоянно меняющихся направлений, но это больше сбило меня с толку, чем помогло. Мик Макларен тогда говорил: “Ты управляешь”, что означало, что я должен был вернуть самолет в прямой и горизонтальный полет в кратчайшие возможные сроки. Затем каждый полет завершался ограниченным отключением панели ненаправленного радиомаяка (NDB), которое затем перешло в отключение радара для посадки на полной панели приборов.

Полет на полной панели казался легким по сравнению