Шрифт:
Закладка:
Ну, судя по тому, как мы паркуемся, это и есть дом, милый дом. В общем-то, других толкований и объяснений существования этой виллы быть не может. Ну и хорошо, что место уединённое, соседей нет, можно будет хоть немного расслабиться.
— Я сейчас отправлюсь по делам, а ты ни в чём себе не отказывай, — хмыкает дядя Саша. — Пойдём, с горничной познакомлю.
— Да, дядя Саша, — скромно киваю я, с грустью думая о том, что придётся показывать зубы, чтобы мною не слишком командовали, потому что прислуга тоже имеет свою табель о рангах.
Заходим в дом, нас встречает эта самая прислуга, но я вижу, что женщин несколько. Кто из них горничная? За нами водитель вносит сумки с моими новыми вещами, удостаиваясь кивка дяди Саши. Женщины с интересом смотрят на нас, я разглядываю их.
— Я беру в дом девочку на роль воспитанницы, — сообщает им дядя Саша. — Она недавно потеряла родных, поэтому я прошу проявить такт.
То есть он меня решил насовсем взять? Это интересно, но маловероятно. Скорее всего, сказано это больше для меня самой — чтобы расслабилась. Как только у него постоянная подруга появится — вмиг вылечу отсюда, и хорошо, если в приличное место. И я это понимаю, конечно, потому что веру в чудеса у меня ещё в первый раз в детдоме отбили. Ну а пока что… Пока действительно можно чуть-чуть расслабиться.
Дядя Саша уходит, оставляя меня наедине с этими женщинами. Что у них на уме, я не знаю, поэтому делаю книксен, как на бальных танцах учили, и замираю, не зная, куда идти дальше. Пожилая женщина, дотоле внимательно меня разглядывавшая, вздыхает.
— Пойдём со мной, — приглашает она меня.
Я киваю, потянувшись за сумками, но женщина качает головой. Понятно, сначала экскурсия. Что же, это правильно — когда экскурсия, а потом можно будет и помыться. Главное сейчас — угадать психологический тип дамы и вызвать у неё нужные мне чувства.
* * *
Дама спокойная и равнодушная. Пытается командовать, но быстро передумывает, потому что я и не таких видала. Значит, проверить пыталась, ну и дура. Перед ней ребёнок, а она пытается самоутвердиться — как это называется? Правильно. Комнату мне показывают, в ней свой санузел, значит, гостевая, а не детская. В любом случае, я не гордая — и в обычной ванной полежу, без джакузи. Ну да, в первую очередь помыться и переодеться в приличное, а не сиротское.
Итак, дядя Саша объявил, что взял воспитанницу, значит, некоторое время, пока ему не надоест, я могу пожить здесь. То есть базовая задача — вырваться из детдома — выполнена. Дальше — бой покажет. Будет ли военрук жевать сопли — неизвестно, то есть пока в сторону откладываем. Где Серёжа, мне не ведомо, тоже пока в сторону, очень уж динамичный день был.
За окном вечер, хочется просто уснуть, но нельзя — надо сделать уроки. Стол здесь есть, поэтому вылезаю из ванной, сушу волосы, одеваюсь во всё новое, но и старое выкидывать — мысль плохая. Стиральной машины я не вижу, а вот корзину для грязного — как раз да, поэтому сиротское отправляется туда. Кто знает, когда понадобится, поэтому и не выкидываю.
Сажусь за уроки — математика, русский, английский, вроде ничего не забыла. Самые нудные — это языки, потому что писать нужно, а рука к такому непривычна. Но за час справляюсь, чувствуя уже невозможную просто усталость. Ожидаемо дяди Саши нет, поэтому ждать его нет и смысла — мне надо отдохнуть, потому что детский организм подобные вещи — с недосыпом — не любит.
Укладываюсь в кровать… Мя-я-ягонькая, удо-о-обненькая, счастье просто, а не кровать. Надеюсь, этот дядя Саша лупить не до обморока будет, а то детский дом лучше, я его просто убью, и всё. С такими кровожадными мыслями я и засыпаю. День действительно был очень непростым, даже более того, поэтому отдохнуть мне надо. Хорошо бы, чтобы Серёжа приснился…
Снится мне урок, на котором меня правильно стоять, ходить и приседать учат. Не учебка, а зал какой-то, навскидку — бальный. Ну вот два учителя реют коршунами вокруг меня, учат ножку ставить, значит. А если не выходит, то больно стимулируют длинными тонкими палками какими-то и, кажется, молниями.
— Ваше Высочество, левую ножку вперёд, — командует один, и тут же мне в задницу молния прилетает.
— Ай! За что⁈ — больно мне, вот и подпрыгиваю аж от такого воспитания.
— Спину не сгибайте, Ваше Высочество, — комментирует второй.
— Как вы мне надоели! — в сердцах восклицаю я, вытягивая вперёд руку. Ого, я такое умею? А как это получилось?
— Милалика! — слышу я восклицание. — Не смей проклинать учителей!
Я оборачиваюсь, а там мужчина такой, представительный, в короне. Возмущён он тем, что видит, потому рассказывает мне, что царевне можно, что нельзя, и берёзовой кашей угрожает, отчего я сразу закрываю тыл руками. Батюшка, видимо, значит, действительно может, а что такое берёзовая каша, я ещё в прошлом детдоме хорошо изучила, была у нас любительница… Приходится подчиниться.
— Медленно, величаво вы идёте вперёд, Ваше Высочество, — пытка продолжается.
Вот не знала, что царевнам, оказывается, так грустно жилось. И продолжается эта дрессировка, кажется, бесконечно. Жестокие учителя болью добиваются полного автоматизма движений — и ходьбы, и приветствия, и даже танца. На карате меня так не гоняли, хоть и помогает мне изученное когда-то, но не сильно. Царевне неуместно, значит. А о том, что я царевна, Смерть упоминала…
— А теперь изящный поворот, — комментирует тот, что справа.
Я поворачиваюсь и вся сжимаюсь, но учитель хвалит, позволяя сделать паузу. Я уже радостно бегу к столу, на котором напитки расставлены, но звучит противный свист, задницу будто в огонь суют, и я взрываюсь. Прыгаю в сторону какой-то двери, ведущей, как оказывается, в кладовую, запираюсь, падаю на многострадальное место и реву. Мне здесь не так много лет, чтобы слёз стыдиться, к тому же я знаю, что меня никто не видит сейчас.
Дверь дрожит и вдруг медленно открывается. Никак стражу позвали, ироды? Как же они мне надоели! Я поднимаю взгляд, чтобы встретить свою
