«Малярное дело» приводятся следующие цветовые схемы: покраска стен, дверей квартир и потолков на этажах жилого корпуса Дома Наркомфина; покраска ячейки K в серо-голубой гамме и покраска ячеек F, нижней – в оранжево-желтой гамме и верхней – в сине-красной. В текстовых описаниях последняя не упоминается. Обе гаммы, холодная и теплая, были разработаны и опробованы в покраске некоторых ячеек дома. Холодная имела ультрамариново-синий или голубой потолок, серые и белые стены. Теплая – оранжевый потолок высоких помещений, лимонно-желтый – низких, бежевые и серые стены.

Обложка журнала «Малярное дело», № 1–2. 1930

Сходный принцип прослеживается и в покраске лестничных площадок, где самый интенсивный цвет также на потолке. Чередование цвета потолка на лестничных площадках напоминает покраску корпуса общежития Баухауса в Дессау и призвано было облегчить навигацию. С той же целью потолки коридоров в Доме Наркомфина были сделаны в голубом (нижний) и желтом (верхний) цвете[77].

Схема покраски ячеек типа F, справа – теплая гамма. «Малярное дело», № 3–4. 1930

Гамма, приведенная для верхней ячейки F, с красной северной (то есть отражающей косой свет солнца) стеной гостиной и синей северной стеной спальни, не описана в текстах, но присутствовала в ячейках (в нижней ячейке типа F стена в спальне была красной, а в гостиной – синей). Но поскольку первые покраски очень насыщенного цвета показались слишком необычными, многие ячейки были покрашены в менее яркие оттенки, но в той же гамме (теплой или холодной). При реставрации были также обнаружены следы светло-зеленой покраски квартир, также не отраженной в приведенных нами текстах.

Схема покраски ячейки типа K (холодная гамма). «Малярное дело», № 1–2. 1930

Колористическое решение коридоров и лестничных площадок, схема Хиннерка Шепера. «Малярное дело», № 1–2. 1930

Воссозданная покраска южного вестибюля. Фото Н. Васильева. 2020

Воссозданная покраска и реставрация деревянных перил северной лестницы. Фото Н. Васильева. 2020

Воссозданная покраска квартиры консьержа. Фото Н. Васильева. 2022

Другие участники строительства Дома Наркомфина

Стоит подробнее рассказать о заказчике проекта – Николае Александровиче Милютине (1889–1942). Милютин начинал заниматься в Училище технического рисования барона Штиглица в Петербурге. Он учился на специалиста по мебели (теперь бы сказали – дизайнера), а далее увлекся революционной деятельностью и стал профессиональным революционером-большевиком. Возглавив больничную кассу на Путиловском заводе, распространял среди рабочих агитационную литературу. На волне Февральской и Октябрьской революций поднялся до правительственного деятеля и стал в 1921–1924 годах заместителем наркома социального обеспечения РСФСР.

Милютин поселился в новом доме Госстраха, выстроенном к 1927 году по проекту Гинзбурга и Владимирова – к тому времени он уже был наркомом финансов РСФСР. В том же доме получил квартиру и Гинзбург, они познакомились и в ходе общения, судя по всему, пришли вместе к идее создать для данного наркомата весьма необычный дом в духе самых последних архитектурных концепций.

Милютин смог не только осуществить эту затею, способствуя на своем высоком уровне проектированию и строительству дома, но и продолжил свое образование, получив в 1940 году диплом архитектора. Более того, он многое сделал для контактов зодчих СССР с иностранными коллегами и, прежде всего, с Ле Корбюзье, и даже лично следил за постройкой здания Центросоюза по его проекту.

Не был бы построен Дом Наркомфина и без инженера Сергея Прохорова. Этот выдающийся конструктор был поборником внедрения новых прогрессивных технологий. Сначала, еще до революции, он занимался бетонными блоками, получившими в нашей стране название «Крестьянин», потому что их мог самостоятельно отлить из смеси цемента с песком, водой и другими добавками любой желающий по изначально изученной Прохоровым немецкой технологии. Далее он увлекся так называемым теплым бетоном, основав вместе с немецкими соучредителями совместную проектно-производственную организацию «Техбетон», статус которой и названия менялись. Под его руководством было выстроено несколько зданий с монолитными стенами, в которых в бетонную смесь вводили легкие добавки для улучшения теплоизолирующих свойств стен зданий[78].

Целый ряд своих изобретений Прохоров вынужден был опробовать и в ходе строительства Дома Наркомфина, потому что такие жилые дома на основе каркаса из железобетона только начинали строить в СССР. Не было, например, опыта утепления их легких навесных стен, как и навыка утепления перекрытий, и решения задачи звукоизоляции межквартирных и межкомнатных перегородок. Да еще и приходилось работать в режиме строжайшей экономии. Одним из первых Прохоров применил, к примеру, камышит – материал легкий, обладающий отличными теплоизоляционными свойствами, но недолговечный (к тому же зависящий от качества гидроизоляции). Использовал он и бетонные блоки «Крестьянин», изготовлявшиеся прямо на стройплощадке. Были им введены и новые приемы для достижения прочности каркаса, такие как спиральная арматура для круглых несущих колонн.

Примечательно, что Дом Наркомфина назывался официально «2-й дом Совнаркома», а первым был жилой комплекс Совнаркома и ВЦИК, известный теперь как «Дом на набережной», построенный по проекту братьев Бориса и Дмитрия Иофанов, не ставивших перед собой задач реформирования быта правительственных чиновников, а стремившихся обеспечить их всем необходимым, изолировав от внешней среды. Их дом стал городом в городе, жившим своей собственной жизнью.

Надо сказать, что Дом Наркомфина тоже не был открыт для всех желающих, несмотря на свой демократичный вид. Так, квартира Милютина отражала уникальность данной ситуации. Он, как рассказывала его дочь Екатерина, на самой поздней стадии вмешался в процесс строительства дома, договорившись с авторами проекта о дополнительной надстройке в виде своего пентхауса (он занял объем венткамеры, задуманной, но не реализованной системы центральной вентиляции и кондиционирования), примыкающего к небольшому общежитию, намеченному ранее[79]. Общежитие должно было стать чем-то вроде небольшой гостиницы для командированных в наркомат (структура его напоминает современный хостел – четыре спальни с общим санузлом и большая гостиная). То, что пентхаус не входил в изначальную версию проекта дома, хорошо видно по опубликованному варианту проекта без этой надстройки, а также по обмерам конца 1970-х и 1990 года, проведенных силами студентов МАРХИ и Женевского университета. Дело в том, что шаг колонн каркаса этого пентхауса не совпадал с основной сеткой опор расположенных ниже этажей.

Квартира Милютина была и комфортнее всех иных в доме. В ней, при весьма скромной прихожей, маленькой кухне и двух компактных спальнях наверху, были просторная светлая ванная комната и кладовка. С антресоли, окаймлявшей гостиную-столовую с двух сторон (на ней были кабинет Милютина и его библиотека), устроен выход на индивидуальный балкон (к нему и примыкала упомянутая выше пожарная лестница). Из этой квартиры можно было из гостиной-столовой с раздвижной балконной дверью (фактически большим ленточным окном) выйти также на крышу-террасу в торце жилого корпуса. Хорошая изоляция этой квартиры от соседей также была ее большим преимуществом.

Крыша-терраса с квартирой Милютиных. Из чертежей Дома Наркомфина студентов МАРХИ (семинар со студентами Женевского университета). Рук. Е. Овсянникова. 1990

План общежития на крыше-террасе Дома Наркомфина. Из чертежей Дома Наркомфина студентов МАРХИ (семинар