разработали еще несколько вариантов жилых ячеек – больше всего в одном уровне, включая те, которые годились для этого случая. Поскольку металл и цемент шли на промышленное строительство, им приходилось рассчитывать на легкие конструкции, фактически они улучшили дачный тип пригородной застройки, придали ей современные формы – поставив дома «на ножки» и снабдив плоской кровлей (в соответствии со знаменитыми принципами Ле Корбюзье, на которые ориентировались многие зодчие мира и тогда, и много лет спустя). В книге «Жилище» Гинзбург приводит довольно подробные графически, но недостаточные с точки зрения текстовых пояснений варианты применения ячеек Стройкома и самого метода их разработки для «Зеленого города» и градостроительных проектов для так называемого сектора башкирских работ Гипрогора. Они так и не были построены в современных для своего времени формах, в отличие от спроектированного мастерской Гинзбурга при Наркомате тяжелой промышленности промышленного района Красный Камень и поселка Ключики в Нижнем Тагиле, которые были частично реализованы, впрочем, без применения ячеек Стройкома.

Дом Наркомфина. Архитектура, идея, типы квартир, конструкции, эксплуатация

Итак, Дом Наркомфина стал наиболее полным воплощением идей дома переходного типа в интерпретации Гинзбурга и его коллег. Он сразу был разделен на три основных блока: хозяйственный, коммунальный и жилой (нереализованный проект второй очереди предполагал еще один хозяйственный и второй жилой корпуса).

Главной целью было продемонстрировать на практике экономичное решение для строительства дома с общественным обслуживанием, то есть со столовой, библиотекой, детским садом, гаражом[53], «механической» прачечной, как было сказано в проекте. Однако не в такой программе было дело, а в применении различных модификаций квартир. Их называли ячейками по моде своего времени, подчеркивая компактность советской квартиры и возможность многократно повторять ее как стереотип в массовом применении. И в данном случае стояла далеко не очевидная на первый взгляд задача – попробовать соединить в одном корпусе в форме пластины как можно больше типов жилых ячеек.

23 мая 1929 года член строительной комиссии РСФСР М. Я. Гинзбург подает в Московское управление строительного контроля пояснительную записку и проект опытно-показательного коммунального дома Наркомфина РСФСР, который «составлен на основе проделанной Стройкомом РСФСР работы по типизации жилья. Дом состоит из отдельных корпусов: а) собственно-жилье, б) коммунальный центр (столовая, зал физкультуры, читальня и др.), в) ясли и детские помещения, г) служебный корпус (прачечная, сушильня и др.)

План застройки участка Дома Наркомфина с расположением буровых скважин. Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

В виду необходимости непосредственной связи всех квартир с коммунальным корпусом жилой корпус “А” решен по принципу горизонтальных связей – коридоров. Нижний ряд представляет собой 2-х этажные квартиры, в нижней части которых прорезан коридор, а верхний ряд – небольшие полуторно-комнатные квартиры, в которых один коридор приходится на 2 этажа, что позволяет при 50-ти квартирах обойтись лишь двумя лестничными клетками.

В виду неровности участка, вызывающего обычно в подобных случаях устройство большой поверхности цоколя, в настоящем случае дом поднят в большей своей части на высоту около 2 1/2 метров на отдельных столбах, что является значительно более экономичным и кроме того сохраняет нетронутой площадь парка.

Конструкция здания состоит из железо-бетонного каркаса (без опалубки) и заполнения бетонитовыми камнями. Междуэтажные перекрытия также из пустотелых бетонитовых камней. Внутренние перегородки – фибролитовые. Крыша плоская церезито-железобетонная»[54].

В том же архивном фонде содержится обширная переписка касательно согласования проекта, например 12 июля Московский строительный контроль в лице начальника Маматова просит «привлечь прораба инженера Прохорова С. Л. к ответственности» за производство работ без утвержденных чертежей[55]. За две недели до указанной даты, 29 июня, начальник управления строительного контроля запрашивает у Народного комиссариата финансов РСФСР дополнительные данные к представленным чертежам: «1) Договор на застройку; 2) сведения о кредите; 3) сведения об исследовании грунта; 4) об обеспечении материалами; 5) пояснительную записку о конструкции и; 6) отиллюминировать чертежи и нанести красную линию»[56]. Не получив запрашиваемые документы, также 12 июля Управление предупреждает Наркомат, «что при рассмотрении чертежей не исключена возможность изменения, как общей распланировки всего участка, планировки самого здания, так и частичное изменение конструкции, каковое обстоятельство может вызвать и дополнительные денежные расходы, поэтому производство постройки без утвержденных чертежей может повести к самым нежелательным последствиям»[57].

План расположения первой и второй очередей строительства Дома Наркомфина. Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

Сопроводительное письмо М. Гинзбурга к проекту Дома Наркомфина. 23 мая 1929. ЦГА г. Москвы

1 августа на Прохорова будет наложен штраф в 100 руб.[58], а 15-го числа Управление строительного контроля в третий раз запросит недостающую документацию, настаивая на выполнении «всех требований протокола Президиума Московского Совета № 46 от 26 июня 1929 года, что постройка прачечной и клуба, как самостоятельного здания, не может быть допущена. Независимо от этого предлагается внести в кассу Госбанка 545 руб. за разрешение и утверждение проекта»[59].

Еще примечательнее письмо в Наркомат от замначальника Управления строительного контроля от 19 ноября [1929?] Александра Мейснера: «…в представленном проекте сделаны исправления лишь в одном экземпляре чертежей, тогда как второй экземпляр остается неисправленным […] Отсутствие этого исправления задерживает выдачу разрешения»[60]. Это письмо проливает свет на проблему отсутствия полного комплекта чертежей Дома Наркомфина. Очевидно, что они не утрачены, а просто никогда не существовали в виде цельного комплекта.

Письмо А. Мейснера в Наркомфин РСФСР. 30 сентября 1930. ЦГА г. Москвы

Вместе с описью на бланке промыслово-кооперативного товарищества «Техбетон» Прохоров предоставляет чертежи перекрытий, прогонов и других конструктивных узлов[61] лишь 1 ноября 1929 года[62]. В параллельной переписке Наркомат отвечает на другие вопросы Управления строительного контроля, а стройка уже вовсю идет.

Несмотря на «административный вес»[63] заказчика, Управление не оставляет стройку без внимания, сохранились акты осмотра строительства уполномоченным архитектором В. Глазовым от 18 февраля[64] и 16 июля 1930 года[65]. В февральском документе содержатся также сведения о субподрядчиках работ:

«1) Железобетонные, оштукатуренные, плотничные [работы] и установка и пригонка готовых оконных переплетов исполненных Гостромстроем выполнялись промысловым кооперативным товариществом “Стройбетон” [наверное, “Техбетон”. – Е. О. и Н. В.];

2) работы по отоплению, устройству вытяжной вентиляции, водопровода, канализации выполняет ОТОВЕНТ;

3) столярные изделия “Госпромстрой”;

4) малярные и стекольные “Малярстрой”;

5) магнезитовые перегородки и полы Промысловое кооперативное товарищество “Магнострой”;

6) Устройство электроосвещения “ГЭТ”;

Все работы выполняются по договорам по оптовым ценам и единичным разценкам».

Глазов отмечает довольно большое количество недостатков, среди главных – неудовлетворительное утепление и промерзание железобетонного каркаса и плохое качество установки окон, дверей и перегородок. Там же упоминается расчетный срок завершения работ – 1 марта 1930 года, «работы ведутся с запозданием против плана, составленного архит. Гинзбургом».

В заключении акта, кроме закономерных требований исправить недостатки, обнаруженные на стройплощадке, архитектор опять требует предоставить исправленные чертежи. Следующая инспекция обратит внимание на качество ксилолитовых панелей, штукатурных работ и покраски, работу вентиляции, выводы будут умеренно положительными, но не без перечня необходимых доработок.

Поэтажные планы коммунального корпуса