Что касается служебного корпуса («предназначенного в 1-м этаже для прачечной и во втором для жилья персонала») – осталось два примечательных документа. Черновик письма (текст перечеркнут и документ, видимо, не отправлен) от [?] сентября 1930 года в Наркомат от замначальника Управления строительного контроля Александра Мейснера, где говорится, что «управление воздерживается от утверждения этих чертежей, ввиду того, что ориентировочная стоимость одного куба-метра, исчисленная = 28 руб. 63 коп., значительно превышает лимитную стоимость подобного рода строения, установленную Постановлением Строительной Комиссии РСФСР [то есть местом работы самого Гинзбурга. – Е. О. и Н. В.] от 15 февраля 1930 г. в размере 22 рубля за 1 куб. м»[66]. Это письмо вполне ясно показывает порядок удорожания нового строительства на железобетонном каркасе относительно более традиционного кирпича. Второе письмо было отправлено за подписью Мейснера в Наркомат финансов 30 сентября 1930 года и содержит отсылку не только к превышению стоимости кубометра (во 2-м пункте), но и к тому факту, что «с возведением этого строения произошла порча весьма ценного участка, в результате чего дальнейшая застройка по лицевой линии многоэтажным строением не может быть осуществлена»[67]. Соответственно, «построенное без разрешения […] бетонное 2-этажное строение […] не может быть Управлением утверждено»[68].

Фотокопия плана 1-го этажа. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Как ясно сейчас, эти и подобные[69] им препятствия не стали фатальными, дом и его служебный и коммунальный корпуса были построены – за качество работ боролись не только Гинзбург с Милинисом, но и архитекторы-чиновники. Однако не все в них было использовано по назначению.

Фотокопия плана 2-го этажа. 1929(?). Музей архитектуры им. А.В. Щусева

Графические архивные материалы, сохранившиеся фрагментарно, – это «синьки» – чертежи – не во всем соответствуют реальной постройке (Гинзбург публиковал в 1934 году поданный на утверждение, а не окончательный вариант). В частности, в некоторых квартирах были выгорожены дополнительные комнаты, в квартире консьержа было изменено направление лестницы с продольного на поперечное и т. п.

О неочевидности архитектурной задачи мы говорим потому, что публикация проекта Дома Наркомфина оказалась намного проще его реализованного варианта. Во-первых, здесь была решена задача использовать ячейки с верхней и нижней спальней типа F. Во-вторых, появление больших квартир типа K (или 2F) надо было чем-то компенсировать, то есть заполнить те места, которые оставались свободны (по аналогии с домино при укладывании его в коробку). В-третьих, было решено на плоской крыше сделать общежитие в закругленном, как нос корабля, блоке. Нужна была и квартира коменданта (консьержа) внизу и т. д. Эти отличия от опубликованного проекта впервые обнаружились в ходе обследования Дома Наркомфина в 1990 году с участием студентов под руководством Елены Овсянниковой (МАРХИ), Жана-Клода Люди (Женевский университет), а также историка архитектуры Алексея Тарханова и дизайнера Марка Коника. Именно тогда выяснилось, что в Доме Наркомфина не менее 11 типов квартир. Оказалось, что ряд квартир были объединены силами самих именитых жильцов, часть квартир, наоборот, была разделена перегородками после превращения их в коммунальные, когда одна семья оказывалась в общей комнате, тогда как другие – в спальнях (в послевоенные годы, когда большинство высокопоставленных жильцов съехали или были давно репрессированы[70], в дом заселяли служащих Совета министров СССР, разделяя большие ячейки на несколько семей. Известны даже случаи разделения ячеек F на две семьи в доме на Гоголевском бульваре).

Рабочие чертежи лестницы (разрез по всей высоте, детали устройства парапета и ступеней). Не позднее мая 1929-го. ЦГА г. Москвы

И самым неожиданным оказалось вовсе не заявленное в проекте Дома Наркомфина обобществление быта, а сама комбинаторика разных вариантов квартир, не вполне очевидная ранее. Дело в том, что представить, как разные ячейки соединены между собой, на чем держатся и перекрытия комнат, и лестницы, вовсе не просто. Например, в одну из ячеек типа F входят из коридора вниз, а в другую наверх. При этом две двери расположены рядом и поэтому окрашены черной и белой краской, чтобы жильцы не запутались в двух подобных дверях. Но эта особенность была как раз хорошо известна изначально. Главная головоломка оказалась в торцевых частях дома с большими квартирами, тоже двухуровневыми, так как различные модификации почти всех иных ячеек, кроме двух типов F и типа K, не были заявлены в опубликованных чертежах и на деле оказались весьма необычными.

Поперечный разрез с застройкой 1-го этажа и пристроенным лифтом. БТИ г. Москвы

Первоначально общая компоновка жилой части Дома Наркомфина предполагала очень бедную номенклатуру квартир: 32 ячейки типа F и восемь ячеек типа K, размещенные вдоль двух коридоров, устроенных между двумя лестничными блоками. Торцевые квартиры были модификацией исходных двух типов (кроме одноуровневой «ячейки на одного» в северном конце верхнего коридора – аналогичную ей квартиру устроили также в скругленном объеме первого этажа), но большей площади, с окнами с трех сторон и даже балконами (у двух южных ячеек и верхней северной). И все это трудно понять по ортогональным чертежам с плоскостными проекциями планов, фасадов и разрезов. Довольно сложно представить также, как удалось сделать канализационные стояки и трубы с водой. Эта задача в ходе строительства Дома Наркомфина также была головоломкой для архитекторов и инженера. Расположение меньших ячеек над большими не позволило сделать канализационные стояки собственно вертикальными стояками у половины ячеек F: сначала нужно было «собрать» трубы горизонтально, и только сгруппировав, спускать, объединяя вместе – под домом сейчас видны обшитые рейкой массивные «колонны», контрастирующие с легкими бетонными «ногами». Но в нашем климате огромная проблема – промерзание, значит эти колонны со стояками надо было хорошо утеплить, как и нижнее перекрытие, что сделало дом намного дороже, чем сначала предполагали. И тут приходит на ум поговорка «красота требует жертв», потому что ради модных в свое время форм, характерных для средиземноморской архитектуры, пришлось жертвовать именно заявленной экономичностью проекта.

Плоская кровля-терраса (также дань модным принципам, введенным по аналогии с традиционной архитектурой Средиземноморья Ле Корбюзье), мало использовалась жильцами не только из-за климатических особенностей Москвы. Например, дочь Николая Милютина Екатерина (род. 1936) рассказывала, что за ее отцом однажды пришли из НКВД, перепутав его с другим советским чиновником – в прошлом меньшевиком Александром Милютиным, – и что, по семейному преданию, Николай Милютин спал с револьвером, да и не случайно он предполагал использовать пожарную лестницу для эвакуации из своей квартиры-пентхауса, а также предусмотрел на даче ряд мер, чтобы не даться живым при возможном аресте. Понятно, что крыша перестала быть местом встреч жильцов дома.

Итак, жилой корпус Дома Наркомфина расположен в глубине квартала и вытянут почти точно с севера на юг, параллельно той части Садового кольца, которая называется Новинским бульваром – собственно бульвара там давно нет, как и палисадников