во двор и видя его издали: белый (а после войны уже светло-желтый), на черных колоннах (потом уже без них), с голубыми лентами стекол, в которых отражалось небо, с цветами под окнами, с кирпично-красными “трубами” на крыше, с его изумительными пропорциями, – я чувствовала радость, подъем. Нижний коридор (на втором этаже) был всегда таинственно полутемным с рядом дверей, ведущих на балкон-галерею, по которому так здорово было бегать, играть, прячась за колоннами, с которой так заманчиво было прыгать в снег с замирающим от ужаса сердцем. Верхний коридор, наоборот, был светлым, радостным; белый, с рядом черных и белых дверей, он казался солнечным даже в пасмурные дни. Две широкие лестницы соединяли улицу и коридоры. Эти лестницы […] с площадками и скамейками, на которых поверялись самые сокровенные тайны и рассказывались страшные истории, вели на крышу.

Крыша – место детских игр с закоулками и потайными местами, с винтовой лестницей, на которой устраивались соревнования: кто быстрее и больше раз поднимется и спустится так, чтобы не закружилась голова. Лестница приводила на солярий, на котором захватывало дух от высоты, от того, что перила из труб были совсем прозрачными, казалось их нет, ветер дунет посильнее, и ты улетишь вниз.

На втором этаже, кроме основного коридора, уходил вбок еще один небольшой коридор (переход), который вел в детский сад. Когда мы в него входили, то возникало чувство радости от света, от огромного трехэтажного пространства и от уютных маленьких игровых комнат с индивидуальными шкафчиками, где у каждого ребенка был нарисован фрукт или овощ. В войну в крестьянских избах, в теплушках и бараках в эвакуации, этот дом вспоминался как светлый замок из сказки. Но и после, и много лет спустя, он никогда не оставлял равнодушным […]

В “семейные” квартиры вход был со второго этажа. Небольшой коридор-прихожая вел в двухэтажную гостиную со стеклянной стеной-окном, смотрящим на запад, и небольшую кухню. Он заканчивался закругляющейся лестницей, ведущей наверх, где были спальни, ванная комната с туалетом и галерея вокруг гостиной. Квартиры для одиночек, расположенные на пятом этаже, в свою очередь имели две планировки: либо лестница от входа наверх (в двухэтажную гостиную также со стеклянной стенкой) и опять наверх (в спальню), либо длинная лестница вниз, в такую же гостиную и спальню, но расположенные на одном уровне. Туалеты были сделаны у самого входа, к спальням примыкали душевые кабины, а в гостиных были ниши с газовыми плитками. В торцах здания, с севера и юга, построены более просторные, индивидуально спланированные квартиры с балконами. В одной из таких квартир была мастерская Гинзбурга[87].

Н. Милютин. Эскиз окраски стен в квартире в Доме Наркомфина. 1932. Собрание Е. Милютиной

Когда дом был построен, оказалось, что не хватает денег на вентиляционное оборудование, и вентиляционная будка, стоящая на крыше дома, остается не занятой. Тогда Милютин договорился с Гинзбургом, что сам спроектирует себе квартиру. В прилегающем к этой квартире объеме сделано общежитие, где реализованы опубликованные Милютиным в “Соцгороде” жилые ячейки на одного человека. Мне выпало счастье жить в Милютинском пентхаусе. Это небольшая по современным меркам квартира (50 кв. м) […] Из прихожей двери ведут в гостиную, маленькую кухню и на крышу-балкон. Гостиная соединена с кухней через шкаф-буфет, который Милютин сделал сам. Нижняя часть южной стены – это стеклянная раздвижная дверь на балкон. Кроме того, гостиная освещается солнечным светом с востока и с запада. На уровне второго этажа к ней примыкает галерея, на которую можно попасть по лестнице из прихожей. Лестница приводит на площадку, откуда, кроме входа на галерею, есть вход в ванную с туалетом и в две спальни.

Милютин не только спланировал квартиру, но сам покрасил ее. Ультрамариновый с лиловым оттенком потолок столовой сливается с цветом весеннего неба. Северная и южная стены – зеленовато-сероватого цвета, а восточная и западная – голубовато-сероватого. Они такие светлые, что цвет отдельно не ощущается, стены как бы сотканы из воздуха. Белые наличники окон и дверей, белые двери и темно-медовый пол создают праздничный контраст.

Спальни покрашены шахматно: в одной голубая стена и светло-серый, почти белый потолок, в другой светло-серые стены и голубой потолок. В коридорах, где потолки очень низкие, они покрашены в матовый черный цвет, что создает впечатление большой высоты. Спальни маленькие (те же ячейки), но из-за сплошного остекления это не угнетает. Где бы ни сидели или лежали, – перед глазами всегда небо (после этого в нормальной квартире с “нормальными” окнами чувствуешь себя как в тюрьме).

Е. Овсянникова. Столовая-гостиная в квартире Милютиных. 1977

На галерее, кроме чувства единства со столовой, ощущение пространства, уходящего вниз, как в горах. Столовая-гостиная, галерея-библиотека, спальни, площадка, лестница – одно переливающееся пространство, но оно спланировано так, что в нем есть укромные закоулки, места, где человек может побеседовать с кем-то приватно, чувствовать себя уютно, если хочет уединиться, или, наоборот, быть в обществе, если хочет общения […]

Квартира Милютина. Цветовое решение и висячий буфет. Из чертежей Дома Наркомфина студентов МАРХИ (семинар со студентами Женевского университета). Рук. Е. Овсянникова. 1990

Квартира Милютиных. Цветовое решение. Из чертежей Дома Наркомфина студентов МАРХИ (семинар со студентами Женевского университета). Рук. Е. Овсянникова. 1990

Из-за жилищного кризиса, наступившего после войны, застроили первый этаж, даже вырыли подвалы […] Квартиры для одиночек заселили семьями, семейные сделали коммунальными. Обслуживающая жильцов дома столовая прекратила свое существование. Вместо нее на пятом этаже сделали коммунальную кухню с рядами плит и корыт. Детский сад закрыли, коммунальный корпус превратился в типографию. Прачечная сохранилась, но она постепенно перестала обслуживать жильцов. В конце концов дом передали в ЖЭК, покрасили немыслимой желтой краской и перестали ремонтировать.

В начале 60 годов началась новая эпопея. Дом то ставили на капитальный ремонт и отпускали на это деньги, то затевали передачу его какому-нибудь ведомству; пока шла борьба против такой передачи, деньги на ремонт испарялись неизвестно куда (один раз даже отремонтировали крышу, после чего… на ней выросли деревья)».

К слову, эти воспоминания проливают свет и на конструкцию плоской кровли, которая также не протекала, как и в доме Нирнзее, пока с нее не сняли свинец на нужды Советской армии в период Великой Отечественной войны. Аналогично, судя по всему, была сделана и кровля Дома Наркомфина – свинец с нее был снят при первом же ремонте кровли, которого дом наконец удостоился.

Кухня и обратная сторона висячего буфета в квартире Милютиных. 1970-е. Собрание Е. Милютиной

Столовая-гостиная в квартире Милютиных. 1970-е. Собрание Е. Милютиной

Н. Милютин. 1930-е. Собрание Е. Милютиной

О быте в этом доме Екатерина Милютина написала ряд интересных фактов: «В квартирах были очень небольшие кухни, но на втором этаже было кафе, а на пятом